Следующие дни, что они провели в гостинице, обернулись для Вебера сущим кошмаром. Аланд проводил все дни с Агнес, Кох, никого не замечая вокруг, был все время с Анной-Марией, а Гейнц с Карлом не оставляли в покое Вебера с Анечкой ни на минуту. Они все время куда-то звали, приходили в гости, постоянно пытались увести Анечку с собой, если Вебер отказывался с ними идти, и расписывали Анечке перспективу безрадостной жизни с меланхоликом Вебером, высвечивая бесконечные преимущества их веселого общества.
– Сходите, Агнес позовите, – бессильно отбивался от них Вебер. – Или Анну-Марию, она твоя сестра, Гейнц, вот и поразвлекай ее, оставьте нас в покое.
– Ну, Вебер, заигрывать с Агнес в присутствие Аланда не мог позволить себе даже Фердинанд. Анна-Мария, кроме своего Коха, все равно людей по лицам не различает, ей что брат, что не брат. А вот Анечка – наш человек, наша сестренка, правда, фрау Анна? Если б вы не выскочили замуж за этого балбеса, мы б вас отбили мигом.
– Прямо так и вы, и так бы и отбили… Я тебе самому, Карл…
– …что-нибудь отобью, – завершил фразу Вебера Карл.
Вебер сердился, Анечка смеялась.
– Нет, конечно, Вебер, ты прав. Я неправильно выразился. Отбил бы твою жену непременно я. Гейнцек живет в ожидании своей небесной любви, ждать ему еще долго, поэтому он может позволить себе разве что легкий флирт в стиле а-ля господин генерал, а вот мое сердце и моя душа – свободны. И слово тебе даю, если твою жену отобью я, то до флирта у Гейнца дело не дойдет…
То, что Вебер всерьез злился на шутки, веселило их. Аня пыталась сдержаться, но и ей было смешно. Карл с Гейнцем старались вовсю, и все равно уводили их гулять, водили по каким-то подвальчикам – кафе, ресторанам. Сопровождали их на побережье, на Вышгород. Волоком тащили Вебера к Патрику в Церковь и усаживали за орган, и он уже не имел сил от них отбиваться.
– …Рудольф, ну не злись на них, они же ради тебя стараются. Если Аланд сказал, что у Фердинанда все хорошо, то все хорошо, ты все время думаешь о нем…
Аня пыталась его отвлечь, называя настоящую причину непроходимого горя Вебера.
– Аланд сумасшедший! То, что для него «хорошо», и пережить не всегда возможно. Абель может лежать больной, полумертвый, а для Аланда это будет вполне хорошо. Ты не знаешь его, ты не можешь знать, что в понимании Аланда – «хорошо».
– Но почему остальные доверяют ему, а ты нет?
– Потому что я побывал в тех краях, где с точки зрения Аланда все у меня было хорошо. Абель не хотел уходить, он мог работать и работать, и приносить людям радость и исцеление. Я вижу, что меня заговаривают, как дурака, позволяя говорить себе все, что меня злит, лишь бы я завелся на что-то другое. Аня, ты не знаешь, что такое в моей жизни был Фердинанд. Для меня он и Корпус – это были синонимы, он уходил, и я впадал в благостную спячку, прекращались все события, я становился тупее идиота, но я был так доволен собой, учился прилежнее девочки с косами, всех слушался, всем нравился. А потом он приходил – брал меня за эти косы и вешал мою идиотскую голову на крючок, пока не выветрится из неё вся благостная чушь, этого не мог больше никто, даже Аланд.
– Значит, и для Фердинанда слово «хорошо» не всегда имело общепринятый смысл. Значит, он был, как Аланд.
– Но почему же он был? Аня… Прости меня, я понимаю, что сейчас я должен быть счастлив. И я счастлив тем, что ты есть у меня, но для чего Аланд именно сейчас вышвырнул Фердинанда?
– Если ты хочешь побыть один и подумать, твои друзья прекрасно развлекут меня в этом чужом городе, они так интересно рассказывают, словно тысячу лет живут здесь и знают легенду, историю каждого дома и закоулка. Перестань сердиться, я буду проводить время с ними, пока тебе ни до кого.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, ты мне очень нужна. Когда и тебя нет рядом… Аня, я не вижу Фердинанда, обычно я чувствовал, что с ним, сейчас я слеп, как бесчувственное бревно, и я не знаю, что думать.
– Может быть, Гейнц прав, и тебе лучше больше времени проводить за органом? Рудольф, они не смеются над тобой, они тебя очень любят. Я только удивляюсь, как они умеют скрыть за шутками свою тревогу о тебе и обо мне. И на Аланда, пожалуйста, не злись, он не предал бы Фердинанда, а ты обвиняешь его именно в этом. Ты бываешь несправедлив к тем, кто любит тебя. Мне нужно, чтобы ты сейчас просто был рядом. Мне очень нужно, чтобы ты был спокоен, Рудольф.
– Я ни на секунду не забываю о тебе. Насчет покоя… Я возьму себя в руки. Неужели ты не понимаешь, что это не пустая тревога?
Читать дальше