Татьяна Соловьева - Что сказал Бенедикто. Часть 3-4

– Гейнц, что в работе Корпуса, Гейнц, является главной дисциплиной?

– Музыка. Для кого-то – медитация, для кого как.

– И для тебя так, и для Карла больше, чем так, немного поиграйте, Бог с вами, а потом, если я вас увижу занятыми чем-то другим…

– Господин генерал, ну шпионить-то за нами зачем? Вы ж не за этим домой поедете. Передайте фрау Агнес от меня, что она лучшая женщина в мире, она красавица, она фантастическая женщина, – две жизни терпеть вас – я бы не смог, господин генерал. Это притом, что я вас очень люблю. Как же она вас любит? Меня бы кто так полюбил…

Гейнц сдерживал смех и отступал.

– Господи, где ты таких стервецов набрал? И почему все они достались именно мне?

– Не все же стервецы, Кох предан вам до утробного подхалимажа.

– Господин генерал, вызывали? – к ним подошел Кох и, с интересом дослушивая последнюю фразу Гейнца.

– Кох, наподдай этому оратору и поехали по домам, спасибо, что присмотрел. Завтра к шести быть на месте.

Аланд ушел. Кох продолжал смотреть на Гейнца.

– Ладно, Кох, я тебя отмазывал. Обижаться, что ли будешь?

– Слишком убедительно, Гейнц, но не буду. Обижается у нас фенрих, и то по неопытности. Удачной медитации, Гейнц.

– Привет сестрёнке, господин полковник!

Вебер проснулся в половине шестого утра. Анечка спала на его руке, он не хотел шевелиться, чтобы не разбудить ее ненароком. Надо было вставать, уходить – и вся душа его была против этого. Хотелось, чтобы этот покой в его сердце, покой вокруг него ничем не прерывался.

– Почему ты не встаешь? – сквозь сон спросила Анечка.

– Я не хочу уезжать.

Она открыла глаза, посмотрела на часы.

– Немедленно собирайся и беги.

– Аня, один день – вдвоем, без Карла, без Гейнца, без Аланда. Просто вдвоем.

Анечка сама принесла Веберу форму и отдала прямо в руки.

– Рудольф, так нельзя поступать, ты не можешь остаться. Еще будет время побыть и вдвоем, ты офицер, мне вчера Агнес все объяснила.

– Какой офицер? Скажи еще, что у нас военный Корпус… У нас самодур-отец, которому доставляет радость нас, великовозрастных детин, строить на плацу. Завтра постою, я вообще комиссован, и он сам это сделал. Я музыкант, а музыканты в половине шестого утра не вскакивают с постели. Мы с тобой венчались – недели не прошло. Я могу просто побыть день с женой? Что там срочного? Война? Конец света?

– Мы два месяца с тобой, вечером ты вернешься, и так будет всегда. Собирайся скорее и поезжай, я не скажу тебе ни слова за весь день, если ты не поедешь.

– Они всегда правы, а я не прав.

– Сейчас ты не прав, и ты бы не злился, если бы сам этого не понимал.

– Змея-Агнес тебе мозги заморочила, она сама прожила всю жизнь в мечтах о своем генерале, видеть-то его начала совсем недавно – и то изредка.

– Неужели ты не чувствуешь, как ты несправедлив к ним?

Вебер оделся, вышел из дома, на лестнице он остановился, подумав, что зря он так заговорил с женой. Как он посмел не проститься? Надо было вернуться, сказать ей, как он ее любит и как для него невыносимо не видеть ее целый день, но все в нем было оскорблено ее потворством им, он не вернулся, сел за руль, подъехал к Корпусу, когда уже шла разминка. На плацу никого, кроме Аланда, не было, все на озере, Аланд определенно дожидался его.

Вебер смотрел в сторону, на душе было тяжело, он чувствовал, что должен вернуться, успокоить жену.

– Господин генерал, я вернусь домой, я должен извиниться перед ней, не знаю, что на меня нашло, я хотел остаться с ней, я не мог уйти, но она не позволила.

– Хорошо, что у тебя умная жена, – после долгой паузы ответил Аланд. – Итак, ты не офицер, это не военный Корпус, ты не обязан вскакивать в половине шестого утра, что еще ты открыл для себя сегодня утром? Что можно с утра надерзить жене, уйти, не попрощавшись, ты не благодарен своей женщине за то, что она ночь напролет всем жаром своей любви говорила тебе о том, как ты ей дорог? Ехать домой теперь я тебе не разрешаю. Я никогда не позволял себе в таком тоне заговорить со своей женой, а мы вместе уже много лет. И то, что ты сказал утром о моей жене, мне тоже очень неприятно.

– Почему ваша жена объясняет моей, как нам жить? Я понимаю, что сказал несправедливость. Я поеду домой.

– Лучше от этого уже не будет, вместо того, чтобы оградить свою женщину от беспокойства, ты заставил ее переживать. Хочешь уйти – уходи совсем.

Вебер повернулся, чтобы идти к воротам.

– На всякий случай, учти, Вебер, хоть ты и уверен, что у нас семейная кухня и здесь только самодур-отец утоляет свои амбиции на великовозрастных сыновьях, но в военном ведомстве мы официальная структура. Пока ты числишься здесь, ты никуда не устроишься.