Михаил Соколовский - Завещание обжоры

Увидев это, Фридрих Андрей остановился, протянул руку и проворно вытащил перо из головы дамы. Метрдотель нахмурился. Фотоаппараты щёлкали. А де Шай приподнял сзади свой пиджак и сунул за ремень брюк дамино белое перо на манер петушиного хвоста. Оливия залилась смехом, причём её голос, несмотря на почти скелетную худобу, оказался низким и хрипловатым. Преувеличено повиливая бёдрами и придерживая свой пиджак, чтобы не задеть им торчащее перо, Фридрих Андрей под смех Оливии и наблюдателей проследовал в ресторан. Перо сзади качалось так, будто бы в самом деле росло из копчика толстяка. Метрдотель усмехнулся и умильно покачал головой, мол, шалит наш пузан! Едва за отцом и дочерью де Шай закрылась дверь, дорожку свернули, и на её место въехал аккредитованный фургон телекомпании «СТ-1» с большой вещательной антенной на крыше.

Зал ресторана аплодировал. Фридрих Андрей обводил людей, сидящих за столиками, маленькими блестящими глазками с желтоватыми белками. Он явно получал удовольствие от приветствия. С гордостью снизу вверх смотрела на отца Оливия, повиснув на его пухлой руке. Она перекатывала во рту карамельку и палочка торчала из её рта, мешая воспринимать её как взрослую женщину на каблуках, в чалме и с декольте. Фридрих Андрей поднял руку и постепенно установилась тишина. Женщины перестали шуршать платочками, мужчины сели.

– Я проголодался, – сказал Фридрих Андрей с игривой кошачьей интонацией. – Давайте приступим!

Ему снова зааплодировали, закричали, как будто он изрёк невероятно мудрую мысль или хотя бы поздравил присутствующих с каким-нибудь праздником. Де Шай развернулся, пошёл к возвышению, на котором уже был накрыт громадный стол, но по приборам выходило, что есть за ним будут всего две персоны. Как только де Шай повернулся спиной к публике, все увидели его хвост, поняли, почему так странно сидел на нём пиджак, и лёгкий конфузливый смех облетел зал: все конечно, узнали, откуда у де Шая перо, все проходили мимо соблазнительной дамы. Женщины замахали руками, получая удовольствие от собственной стыдливости, мужчины снисходительно на них поглядывали, понимающе подхохатывая. Камеры проводили пару де Шаев к их столу, один из операторов с прикреплённой к поясу сложной конструкцией, держащей камеру, стремительно обошёл вокруг идущих, снимая их движение с разных ракурсов. Ни Фридрих Андрей, ни Оливия не обратили на него никакого внимания, а тем временем на мониторе внутри аккредитованного фургона получилась красивая динамичная картинка, за которую режиссёр в наушниках показал ассистенту в наушниках большой палец. Рейнальдо вовремя отодвинул стул, подвинул его обратно под хозяином, успел ловко выдернуть перо из арьергарда де Шая, отдал его кому-то в темноту и подал Оливии блюдечко, на которое она положила с неохотой вынутую изо рта карамельку. Два официанта налили в бокалы воду, и Фридрих Андрей приказал:

– Рейнальдо, подавайте!

Едва заметно кивнув, Рейнальдо сделал кому-то знак.

На таком же возвышении, на котором был накрыт стол для Фридриха Андрея и Оливии, металлически бахнуло и небольшой джазовый оркестр стал играть что-то классическое, из пятидесятых годов прошлого века. Под эту музыку официанты во главе с Рейнальдо стали исполнять сложный танец с блюдами-салфетками-приборами. На столе появился скворчащий вертел с индюшиной ногой над поддоном, куда капал жир, потом принесли салаты, закуски, графины, рюмки, тарелки… плошечки и соусницы, розетки и чайнички… Рейнальдо взмахнул рукой и к столу де Шая подъехало ведёрко со льдом, из которого торчала бутылка «Шампанского». Рейнальдо лично откупорил её в такт джазовому акценту, налил. Де Шай терпеливо ждал, а Оливия жадно схватила какой-то хрустящий хлебец из вазы, нетерпеливо намазала его толстым слоем горчицы и засунула его в рот весь, разом, раздув впалые щёки. Она закатила глаза с видом такого блаженства, как будто не ела до этого момента три дня. Фридрих Андрей посмотрел на неё ласково, без всякой укоризны, хотя вела она себя нельзя сказать, чтоб уж очень красиво, да ещё под взглядами такого количества людей, которые теперь ловили каждое движение Фридриха Андрея и его дочери.

А никто в зале и не скрывал, что смотрит на де Шая и его дочь. Они для этого и купили билеты, чтобы лицезреть трапезу обжоры. Несколько раз в год Фридрих Андрей де Шай устраивал в ресторане «Оливия» такие шоу. Таким образом он зарабатывал деньги на содержание «Оливии». Нет, конечно, он ни в чём не нуждался. Богатейшим человеком в стране Фридриха Андрея сделало его искусство придумывать новые рецепты, постоянно кормить людей чем-то новеньким и в то же время именно тем, чего они больше всего сейчас бы хотели, но не догадались попросить, пока сеть ресторанов «Еда от де Шая» не предложила им свежее блюдо в новом меню. Но «Оливия», которая была открыта в честь восемнадцатилетия Оливии, постоянно была на грани банкротства. И всё из-за Оливии. Дело в том, что молодая госпожа де Шай, по мужу Бедржих, была больна áсытью, древней болезнью, заставляющей человека всё время испытывать голод, всё время пытаться его утолить, и постоянно терпеть в этом деле поражение. Неправильный обмен веществ никак не позволял организму Оливии усваивать пищу как нужно, из-за чего, несмотря на болезненную худобу, она ела даже больше, чем её прославленный обжора-отец. Оливия ела всё время и всё, что перед ней ни поставят. Сейчас, разбрызгивая жир, она схватила обеими руками ногу индейки, оторвала от неё зубами серьёзный кусок мяса, а для того, чтобы смягчить и проглотить, надкусила полным ртом огромный помидор, сок его брызнул вперёд и испортил бы фрачные брюки Рейнальдо, если бы он, подготовленный долгими годами службы в семействе де Шай, не увернулся. Оливия вытерла жир и помидоровы подтёки с лица и рук куском армянской лепёшки и, вытерев, отправила её в рот.

Читать дальше