Лирон Хамидуллин - Зарницы на горизонте (сборник)

…Выходит, в его сегодняшнем активе почти одни бабы и ближайшая из них – тётушка Шамсельбану. Пропахивая снежные сугробы, он прошёл мимо стоящих друг за другом двух длиннющих бараков: один – с семьями путейцев, другой – работников движения – дежурных по разъезду и стрелочников. Вот кому в такие ночи завидовал Закария, так этим самым движенцам. Хоть и у них служба не сахар, как говорится, круглогодичная трёхсменка без выходных и праздников, но зато без авралов почти, без каких-либо аварий. Время, положенное спать, – спи, никто тебе не помешает. И к тому же почти всегда в тепле, не считая, конечно, службы стрелочников. Хотя и они всегда при утеплённой, да где там утеплённой – при жаркой своей будке без особых надобностей на улицу и не выглянут.

Закария бегом пробежал возле тёмных окон длинного с каменно-бутовыми стенами барака движенцев и очутился в зоне «частного» сектора. И торкнулся в дверь ближайшего низкого саманного домика с небольшой прихожей, где тотчас же задвигались, забегали испуганные им дородно-знатные козочки тётушки Шамсельбану. До этого они мирно хрумкали свежее пахучее сено своими мелкими алмазными зубками. Закария не раз зарекался по ночам не открывать этой двери, не тревожить этих изнеженных лохматых существ после захода солнца. Они обеспечивали свою хозяйку дополнительным доходом: ценным пухом для шалей и густым жирным молоком для чая. Но сегодня вынужден это сделать, иначе не с кем идти на перегон.

Конечно, кого бы то ни было нелегко звать на работу в единственный выходной в неделю. В Крутом Яре это ещё усугубляется тем, что у каждого имеется своё личное хозяйство, живность там разная и прочая мелочь. Значит, у них достаточно причин, чтобы отказаться от срочной дополнительной работы, сославшись на то, что вот корова телится или козочка любимая занемогла…

Думая про себя так, Закария, чуть пригнув голову, влетел в аккуратненькую, белённую со всех сторон комнатёнку и сразу выпалил:

– Айда пошли, Шамсельбану-апа, срочно на работу. Рельс лопнул. Скорее одевайся.

Было не до церемоний, время действительно не ждало. Но Шамсельбану-апа подобных спешек видела-перевидела. Сначала она стала выяснять: кто где и у кого уже побывал бригадир. После этого довольно долго жалостно причитала:

– Ах, и проклята же моя работа… Зачем только привязалась я к ней… Да и ты, бригадир… раньше старались женщин по ночам не вызывать… Да-а, мужиков непутёвых… Бельё моё, будь оно неладно, вон целый бак кипятить поставила было. Что же станет теперь с ним?

И начала ругаться и обзываться: и бельё, и целый свет начала характеризовать в хлёстких путейских выражениях. Закария тем временем быстренько исчез. И чего так кипятиться, если бы было кого брать, стал бы разве её тревожить?

Естественно, что и Магинур-апа не ждала его с пирогами. Как только выговорил: «Магинур-апа, надо одеваться», тоже с упрёком ответила:

– Теперь и в колхозе так не работают… И днём работа, и ночью возишься, как каторжник… – ворчала она, прохаживаясь взад-вперёд по комнате и не спеша одеваясь.

С языка Закарии чуть не сорвалось: «Коли так, возвращайтесь в колхоз». Но это прозвучало бы оскорблением…

И тогда слова ругани и порицания, приготовленные для других, Закария обратил в свой адрес. Кто же навязал ему все эти нескончаемые хлопоты? Не из-за своей ли глупости он согласился стать здесь бригадиром? Дескать, собираемся тебя, товарищ Забиров, послать ответственным лицом на такой-то важный участок. Ты знаешь, мол, язык, обычаи местного населения, к тому же есть у тебя и опыт руководителя. Как-никак, а на военной службе был командиром отделения, ефрейторское звание имеешь. И знаний, дескать, достаточно – техникум кончаешь. И насчёт опыта не особо беспокойся – каждый приобретает его работая. Вот и возьмись-ка за этот участок, будь там, мол, главным руководителем.

Вот такой похвалой, видимо, и вскружили голову Закарие. И стал он «главным» на свою голову! Вон, например, Вася, с которым в техникуме за одной партой сидели, оказался умнее. Хоть и исполняет скромную обязанность техника в конторе, зато живёт на большой станции, среди людей разных; отработает свои восемь часов и отдыхает с удовольствием. Пишет, ходим, мол, в кино да на танцы, и девчата, мол, все пригожие. Все тысячи удовольствий парню. Не мучается, не мокнет на снегу и не ругается постоянно со всеми из-за каких-то «важных дел». А Закария днём и ночью на дне этой заброшенной преисподней.