Елена Гоголь - Impress

Вернулась домой. Гадкая. Не я. А дома хорошо и все по-прежнему: мама, папа, братья мои младшие. Все сидят в светлой комнате и смотрят «Кавказскую пленницу». Смеются. Смеются!.. Счастливы… И не знают. Не знают, не ведают о моем горе. До смеха ли? Пропала жизнь!..

Взрослея, не переставала я отодвигать от себя разрешение проблем естества, уготовленного нам судьбой. «А ведь придется когда-то быть женой и рожать детей!» – напускала я на себя страх. И мысленно постановила: не раньше, чем в 24 года. Почему именно этот возраст?! А потому, что дальше, считала я, старость…

Пытаясь отыскать причину такому моему противлению естеству, я все-таки склоняюсь к следующему: мама выходила замуж не по любви, потеряв после войны любимого человека. Говорила: «Мне тогда уже было 30, и я очень хотела деток…». К сексуальным отношениям всегда относилась, как к чему-то отвратительному, постыдному… Я это помню. В браке родила троих детей, очень любимых. Но с самого раннего детства я усвоила: все, что связано с полом, – мерзость. А роды? Что может быть ужаснее и постыднее?

Будучи подростком, я сочинила (устно, правда, до писания – слава Богу – не дошло) сюжет, повествующий о том, как одна девушка, влюбившись в парня, вскоре его напрочь разлюбила, когда он выразил желание ею обладать. Я, наверно, ненормальная, но я вот такая…

Замуж я вышла в 25 лет. По любви. Оттого и с физиологией худо-бедно мы поладили. Через год родила сына. Если бы дети получались методом отпочкования – их бы у меня было много. А так…

Ханс встречает поезд в Прибылово

Однажды, проходя по двору нашей «социальной» блочной пятиэтажки, в одном из окон я увидела незнакомого старика. Он неподвижно стоял и смотрел на улицу. В полутёмном проёме окна не угадывалась какая-либо обстановка. Просто ветхий человеческий облик. «Как будто с того света», – промелькнула мысль. И вдруг в то же самое мгновение старик ожил, улыбнулся и слабо помахал мне рукой. На какую-то долю секунды между мной и бессознательно отправленным в небытие незнакомцем установилась неожиданная связь. Ух!.. Словно тень промелькнула!

В тот самый момент, когда я смотрела на немощного старика, как бы уже похоронив его, вычеркнув из жизни, он посылал привет этому миру и мне, живому его представителю. Он жил, мог улыбаться, видеть и даже общаться! Пусть даже безмолвным взмахом слабеющей руки. И я бессознательно ответила ему тем же жестом.

Прошло много лет. Конечно, того старика уже нет на свете. Но я его помню ! Его улыбка и «привет» продлили уходящую жизнь. Пусть даже посредством этих строк…

Шли 90-е. Как только их ни прозвали позже! И «лихие», и «крутые»!.. Для кого как. А у нас с сыном случилась беда: умер мой муж, Антошин отец, и мы остались вдвоем в огромном доме… Нужно было как-то выживать. Мне предложили работу посудомойки в солдатской столовой воинской части. Бедные мои родители! Наверно, не одну бессонную ночь провели они в тяжелых мыслях: учили дочь, учили, оберегали, помогали – для того, чтобы с университетским дипломом она мыла котлы из-под каши и щей… Тогда я ни о чем таком не думала, а просто работала и жила, как получалось… Марину Цветаеву тоже ожидало мытье котлов в Елабуге. Правда, вскоре там же она и повесилась…

Рядом со мной трудилась Лена Агапова. У нее – диплом выпускницы Московского финансово-экономического института, двое маленьких детей – Саша и Гриша, а еще муж пьяница и дебошир. Каждое утро начиналось с гулкого стука солдатских сапог по коридору столовки: солдаты шли на завтрак. И так по графику: утром – завтрак, днем – обед, вечером – ужин…. В обед посуды было в два раза больше: в тонких (зачем-то!) стаканах солдатам давали молоко, хотя чай (тут же!) наливали в железные кружки. Эти стаканы лопались в мойках с мутной мыльной водой, и мы с Леной резали руки об их осколки. Уставали. Во время работы делали перерыв. Вот позади тяжелый обед. Теперь только ужин – и домой. Слава Богу!

Возвращалась поздним вечером. Все «девочки», сотрудницы мои, жили рядом, мне же еще приходилось шагать три километра по береговой дороге. Летом выручал велосипед. А зимой, по снежному насту, в темных сумерках позднего вечера, дорога к дому занимала примерно час. Бывало, осмотришься вокруг и, если никого подозрительного на дороге нет, – ложилась прямо на чистый морозный снег… Взгляд улетал в звездный шатер неба. Пять, десять минут, пока холод не проникал через одежду к спине, – и дальше в путь.