Елена Виаджи - Точное попадание

Я упросила купить мне гитару. И даже смогла выучить пару аккордов, но стали болеть пальцы.

Упорства мне явно недоставало.

В результате к 16 годам я много чего знала, но почти ничего не умела.

Я переключалась с одного увлечения на другое, не могла подолгу на чем-то сосредоточиться, довести начатое до конца. После дня напряженных занятий наутро могла проснуться с отвращением к самому предмету или ко всему окружающему миру. Характер это или гормоны, но периоды восторженной увлеченности оканчивались приступами депрессии.

В 1985 году мы поехали с отцом в Вологодскую область на этюды. Он с верным фотоаппаратом, я – с коробкой пастельных мелков. Устроившись с планшетом для зарисовок в живописном уголке, я заметила студентов академии художеств, которые выехали на пленэр.

Меня привлек один из них, в смешной фламандской фетровой шляпе. Он мог часами рисовать хрупкий силуэт церквушки на холме. Чем больше я за ним наблюдала, тем больше влюблялась, а желание рисовать пропадало.

Отец пытался меня отвлечь, но любовная тоска овладела мной.

Когда мы вернулись в город, я совсем забросила рисование. Противоположный пол нравился мне все больше.

Нужно было срочно увлечься чем-то новым.

Тогда подруга затащила меня в музыкальный кружок. Мальчики играли на гитарах, мы пели в микрофон. Конечно, только утвержденный советский репертуар, никакой иностранщины. Из советских исполнителей у нас был модным Владимир Кузьмин. Талантливый и красивый.

Моя музыкальная подруга стала гулять с парнем из группы, который мне нравился, и она это знала, но, как назло, каждый раз взахлеб делилась подробностями свиданий. Когда я обиделась, она только пожала плечами: «А что, мы с ним только за руки держались и все».

Моей первой любовью были «Битлз». Ее привил мне великовозрастный сынуля папиных друзей. Мальчик был болезненный и редко покидал пределы комнаты. Смыслом жизни стала для него музыкальная коллекция. Он слушал только «Битлов». Помню, как с трепетной гордостью он демонстрировал мне бобины и редкий винил. Знатоки считают, что «Битлы» – это попса. Ну и пусть, но зато какая!

Мама одноклассницы достала нам билеты на концерт Аллы Пугачевой в БКЗ «Октябрьский».

Примадонна царила на сцене, одетая в яркий балахон. Звучали ее хиты: «Айсберг», «Паромщик», «Миллион алых роз». Зал рыдал от обожания. Гром аплодисментов, горы цветов, Аллу не отпускали, вызывали снова и снова.

На даче у меня был роман соседом из дома через дорогу.

Мы тайком курили сушеный березовый лист, завернутый в газетный краешек. Стояли, обнявшись, в летних сумерках. Купались в речке, бегом ныряли с песчаного обрыва в холодную воду.

Уезжали на велике в поля, валялись в разнотравье, глядя в огромное, бледно-синее небо с причудливыми белоснежными облаками. Солнечный диск отпечатывался на сетчатке, и если закрыть глаза, то виделись ультрафиолетовые круги.

Ранним утром мы с братом ездили в сельский лабаз за молоком. Брат крутил педали, держа в каждой руке по бидону. Я догоняла на своем «Орленке» с сеткой, набитой хлебом и пряниками. И на завтрак уплетали горячий черный хлеб с хрустящей корочкой, с парным молоком.

Конец лета с его первыми холодными августовскими деньками всегда наводил на меня смертельную тоску.

В воздухе витал запах увядающих листьев. Так пахнет, как будто завтра 1 сентября и нужно возвращаться в школу. В последние выходные мы ездили на дачу за цветами. Нежные астры были побиты дождем и грустно склонялись под тяжестью капель.

Свой осенний день рождения я не любила из-за вечных дождей и ранней темноты. Погода всегда стояла мерзкая. Снега еще не было, но не было и моих любимых весенних цветов. В детстве мне всегда дарили только осенние хризантемы.

От депрессии меня спасали друзья.

Мы весело гуляли с братом и его друзьями – Мишей, ныне автором баек о скорой помощи, и его братом, будущим клавишником первых альбомов «Сплина». Устраивали домашние концерты: пианино, гитара, – и наши вопли доводили до ручки соседей по дому.

Ребята таскали аппаратуру для группы «ДДТ», которые тогда выступали в ДК Красногвардейского района. Бородатый дядя Шевчук яростно скакал по сцене и ревел в микрофон.

За неделю до Нового года учиться уже никто не мог. В школе наступало оживление, подготовка к елке или танцам, изготовление костюмов и подарков. Все предвкушали какое-то чудо.

Вокруг витали романтические настроения. Учитель труда, тридцатилетний мужик с красным лицом, как у героя вестерна, оборудовал в кабинете труда каморку с диваном, где тискал молодую англичанку.