– С кем, например?
– Кто от тебя зависим: по возрасту, по болезни или по любви.
– Если так, то с вами я могу быть колючим – вы же не зависимы от меня!
– Нет, со мной нельзя! – засмеялся мистер Джонсон. – Я – исключение! Запомнил?
– Ладно, я пошутил, – смутился Тони.
– Принимается. Если помнишь, я не согласился, когда ты с пафосом сказал: «Я дарил им радость».
– Разве я не прав?
– Нет. И ты, к сожалению, в этом не одинок. Расхожий журналистский штамп: живучий и нечестный.
– Чем вы недовольны? – Тони пожал плечами. – Артисты дарят зрителям свой талант!
– Да не дарят, а продают! Как же ты не хочешь это понять! – голос мистера Джонсона задрожал.
Тони в растерянности – не ожидал такого – посмотрел на него. Мистер Джонсон, успокоившись, продолжил своим обычным – спокойно-ровным – голосом:
– Надо всегда быть честным. Нельзя белое называть черным, а сладкое кислым. Артисты, художники, музыканты демонстрируют – пусть не самое удачное слово – зрителям своё умение выразить мысли, чувства, эмоции словом, жестом, нотой, голосом, кистью… Страшно тяжёлый труд! Я уверен, что труд самовыражения зачастую тяжелее труда физического. Но это относиться к талантам. О гениях и говорить нечего. И как всякий труд мастерство должно быть вознаграждено.
– Разве я против? – возразил Тони. – Я хочу работать и получать за свой труд.
– Отлично, оттого ты и не победил. Если бы выиграл приз, то уверился бы в своей исключительности. В тебе заложен дар, но его не хватило для победы. И ты отлично понимаешь, о чём я говорю.
– Вы хотите сказать, что своим вторым местом обязан вам?
– Да, – спокойно согласился мистер Джонсон. – И вторым местом и «не первым». Но не потому, что недостоин победы – ты к ней не готов.
– Почему вы так считаете? – обиделся Тони.
– Твоя реакция на второе место! Обидел всех, кто тебя любит. И в основе обиды – самый что ни на есть эгоизм.
– Ага, – голос Тони дрогнул, – решили проверить – гожусь я в люди, или так себе?
Мистер Джонсон не ответил – встал и спокойно зашагал по дорожке, но не к выходу, а в глубь парка. Тони захотел остановить его – спросить, как жить дальше, – но какая-та сила прижала к скамейке и не позволила произнести ни слова. Через мгновение фигура мистера Джонсона растворилась в лучах заходящего солнца.
♠ ♣ ♥ ♦
Стемнело и похолодало. Тони, не обращая на это внимание, сидел в опустевшем парке, продолжая мысленно спорить с мистером Джонсоном, но аргументы в свою защиту – недавно казавшиеся «железными», – постепенно теряли логичность, становясь хрупкими и наивными.
Телефонный звонок прервал его грустные рассуждения.
– Папочка, привет, – из трубки вылетел радостный голос дочери. – Звонила Джина и пригласила меня на обед. Завтра. Пойти?
– Одну тебя пригласила? – удивился Тони.
– Да, но она ведь знает, что без тебя я не смогу пойти. Вот я и звоню. Пойдём?
«Вот упорная и хитрая эта Джина», – подумал Тони, а вслух сказал:
– А ты хочешь?
– Очень!
– Ладно, пойдём, – согласился Тони. – Ты же знаешь, я не могу тебе отказать.
– Я в этом не уверена, – засмеялась Никки. – Но спорить не буду. Приходи скорее. Скучаю и целую.
Тони посмотрел на фотографию дочери: задорно улыбающееся лицо Никки занимало весь экран телефона. «Что же я делаю, идиот? – вслух произнёс Тони. – Ей не важно проиграл я или выиграл. Она меня просто любит. Каким я есть. Прав этот странный старик – нельзя предавать тех, кто от тебя зависим».
Неожиданно Тони почувствовал лёгкость – физически – словно тяжёлая рука, давившая на него, ослабла, а потом вовсе исчезла.
Вскочив со скамейки, Тони не пошёл, а побежал домой.
Свет в комнате дочери не горел. Яркая луна освещала хрупкий силуэт Никки, сидящей у открытого окна.
– Никки, дорогая, закрой окно. Холодно ведь.
Тони подошёл к дочери и нежно обнял.
– Ну вот, – засмеялся он, – совсем ледышка!
Никки повернулась к нему и заплакала.
– Папочка, – сквозь всхлипы сказала она, – я очень боялась, что ты не придёшь. Никогда!
– Ну я же пришёл! Чего ж ты плачешь?
– Сама не знаю, – всхлипы стали реже. – Плачется…
Тони не знал, что сказать. Да и что можно сказать после таких слов? Ребёнок – беспомощно-больной – боится потерять отца. Не умершего, а живого, но покинувшего его. Но Тони чувствовал – не понимал, а чувствовал – она ждёт от него слов. Любых, кроме «я пошёл».
Тони взял дочь на руки и понёс к дивану. Осторожно опустил и присел рядом.
Читать дальше