Дарья Протопопова - 1982, или Дожить до весны

И вот Кира и Любовь Георгиевна отправляются в дорогу. Идти до Красной Пресни не более получаса, но Кире кажется, что путь им предстоит неблизкий. Они спускаются с деревянного крыльца, проходят по знакомой тропинке, вдоль которой растут кусты шиповника, наклоняются под жасминной аркой, открывают калитку, поворачивают налево, проходят мимо еще двух домов до конца дачной «линии» и упираются в шеренгу деревьев – полосу леса, уцелевшего после расчистки местных окрестностей под садоводческие товарищества. О том, что эти деревья уцелели от старого леса, свидетельствуют многолетние слои мха и густой травы, стелящиеся под ними, а также узловатые корни, выползающие на тропинку, бегущую по краю садов. В конце лета сквозь сплетенный травяной покров пробьются на этой полоске леса сыроежки, а местами и подосиновики.

Однако день, описываемый здесь, приходится на начало июля, и до грибов еще далеко. Все равно идти в Красную Пресню весело и интересно, так как за лесной полосой прячется участок пути, наводящий восторг и страх – линия электропередач. Как известно, для линий электропередач лесá расчищают по прямой, оставляя лысые полосы, похожие на первую сбритую межу на голове у призывника. Все леса России перечеркнуты такими полосами; в густой тайге, вдали от людей, они кажутся следами от великана, протоптавшего в сердце леса вечный шрам. Но полоса электросети в Ситенке не вызывала таких грустных ассоциаций, так как лес здесь был редкий и светлел тут и там залысинами полянок. Черные металлические вышки удерживали над полосой черные гудящие провода, а под ними расстилался душистый, уже пожелтевший от июльского солнца луг. В отличие от полос электропередач в густых лесах, по которым обычно не пройти из-за поваленных деревьев, по этой полосе можно было не только пройти – можно было пробежать по мягкой траве и упасть в ромашки.

Бегать по полевым ромашкам можно было, впрочем, лишь до тех пор, пока полевая полоса тянулась вдоль Ситенки: у последней «линии» ситенских садов травяной ковер заканчивался и начиналась неровная, покрытая кочками поверхность, поросшая пучками камыша, – следы бывшего болота. Оставалось пересечь полевую полосу до конца и на противоположной от Ситенки стороне спрятаться в прохладном перелеске, сквозь который пролегала широкая тропа, тянувшаяся до самого продуктового магазина. Краснопресненские сады были старше Ситенки, и дома в них были попрочнее и повыше ситенских хижин: многие из них были сложены из цельных бревен и украшены резными наличниками. Эта основательность и присутствие в Красной Пресне магазина превращало малоприметный населенный пункт в объект зависти окрестных дачников.

Магазин Красной Пресни – вернее, пространство перед ним – являлось центром людских пересечений, сплетен и показов дачных мод. Если все остальное время жители окрестных садоводческих товариществ ходили у себя на участках в выцветших тренировочных штанах и майках, то перед походом в Красную Пресню они умывались, причесывались и принаряжались: мужчины в поддельные или настоящие джинсы с рубашками, женщины в сарафаны и платья ярких расцветок. Любовь Георгиевна часто одевала Киру в белую футболку и синюю юбку с грудкой, на которой красовался пластмассовый белый якорь – костюм юной морячки. Кириных родителей не смущало то обстоятельство, что в средней полосе России морем не только не пахло, но даже трудно было вообразить себе существование какого-либо иного пейзажа, кроме травянистой суши. Киру же это обстоятельство злило и заставляло краснеть: ей казалось, что краснопресненские дети показывают на нее пальцем и спрашивают у своих родителей, отчего эта девочка одета в такой неуместный костюм. В ответ на Кирины опасения Любовь Георгиевна пускалась в свои излюбленные рассуждения о силе характера.

Однако были дни, когда Киру одевали в шорты и заграничного вида майку, и тогда дорога до Красной Пресни казалась по-настоящему сказочной. Так же, как и на ситенской стороне, тропа сквозь краснопресненский перелесок была бугристой из-за вылезавших на землю корней; так же пахло нагретой солнцем травой и листьями берез и осин. Через двадцать минут ходьбы уже виднелся желтый бок краснопресненского магазина, а на фоне него – высокие чугунные качели. И тут вставал непростой для пятилетнего ребенка выбор: идти сначала в магазин, любоваться его богатствами и запахами, или оставаться на улице, чтобы занять место в очереди на качели. Качелей Кира боялась. Они были сделаны без оглядки на детскую безопасность, поэтому качались не только вперед-назад, но и влево-вправо. Шатаясь, как часовой маятник, они грозили прищемить детские пальцы между ручкой качелей и их холодным ржавым основанием. Вопрос решался сам собой. Масло Кира любила сильнее мороженого и уж тем более сильнее чугунных качелей. Краснопресненское масло привозили из соседнего молочного хозяйства, и от него пахло сладким сливочным теплом. Оно лежало на прилавке брусками длиной в локоть и шириной чуть поменьше, и его резали проволокой, натянутой между двумя деревянными ручками. Любовь Георгиевна всегда покупала жалкий по сравнению с целым масляным брусом кусок, и быстро несла его домой, чтобы он не растаял. А как же качели? Любовь Георгиевна, подталкивая нерешительную Киру, командовала кучковавшимся у качелей подросткам: