Был семьдесят седьмой год, мне двадцать три года, ему лет пятьдесят пять. Звали его Георгий Маркович. Кипятится, слюной брызжет. Вскакивает со стула, хватает свой портфель, наверное, бежать на меня жаловаться, снова садится. Побледнел, глаза сверкают… Видимо, страшно нервничал, получив повестку… И вот эмоции захлёстывают…
Я спокойно сижу, ни слова поперёк. Он чуть стравил пар, я взял слово, говорю:
– Не мне вас учить, я молодой, а у вас такой жизненный опыт. Вы человек с положением, многого достигли, но советую вам никуда не жаловаться. Я дело прекратил, распишитесь и забудьте. Я вас не дёргал, вы ничего не знали. Не нервничали, не тратили здоровье, всё прошло мимо вас. Подоплёку дела знаю, советую не обжаловать.
Он выслушал мои доводы, посмотрел на меня долгим взглядом, посидел молча пару минут.
– Где расписаться? – спросил.
Твёрдой рукой поставил росчерк, и мы расстались мирно. Не стал жаловаться.
Что уж там облпрокурор объяснял первому секретарю обкома, покрыто тайной. Я облпрокурору тома дела принёс, постановление о прекращении, что дальше – не знаю. Работая с этим делом, жил вполне нормально. Домой приходил рано, жена рада-радёшенька: денег приношу ощутимо больше, чем в районной прокуратуре, по дому помогаю. Вот, думаю, лафа в областной, и с зарплатой недурственно и с загрузкой малина. Но ошибочка вышла. Закончил дело с Абрамовичем, как начали посылать в командировки по области.
– Давай-давай, – по-отечески напутствовали деды, – ты у нас молодой, ретивый, тебя надо гонять как сидорову козу, тогда следак настоящий получится!
То в одну деревню отправляют – убийство, то в другую. Опять забыл, что такое дом.
Первое дело по убийству. Районное село, по пьяной лавочке убит мужчина. С особой жестокостью – грудь, живот истыканы ножом. Убийца несколько месяцев мне снился потом. Стоит передо мной невысокий, сухощавый и молча смотрит. В полтора раза меньше убитого… По сей день помню его фамилию – Чара. Поначалу категорически отпирался:
– Ничего не знаю, ничего не видел.
Его как рок преследовал в тот злополучный день. Утром нашёл на дороге нож откидной. И будто дитё малое, не мог наиграться. Демонстрировал массе свидетелей выброс лезвия, как ловко выскакивает: чуть нажал кнопку и – режь, не хочу. Полсела нож видело.
– Где нож? – спрашиваю.
– Потерял».
– Где?
– Знал бы, нашёл.
Я по минутам расписал местонахождение Чары в вечер убийства. Вместе с убитым покупал водку, папиросы, вместе пили за льнозаводом. Курили «Беломор-канал». Я поехал туда, собрал и изъял все окурки с места преступления для доказательной базы. Бутылок не было, на стеклотару без меня охотники нашлись. Чара рассказывал, что они с убитым шарашились по селу, снова покупали водку… Потом будто бы расстались, Чара пьяным пошёл домой, об убийстве собутыльника узнал утром от соседа…
Я начал его раскачивать…
Думаю, талантом следователя я был наделён. Интуитивно чувствовал подозреваемого, умел предугадать ходы его запирательств, умел раскрутить, направить в нужное русло. Следователю стоит поторопиться, ляпнуть раньше времени подозреваемому «чистосердечное признание облегчит вашу участь», тот замкнётся. Хороший следак без агитационных призывов подведёт обвиняемого к состоянию, когда у того язык развяжется. Судебная психология незряшная наука… Не обязательно выбивать показания…
Это я ещё в районной прокуратуре работал, дали дело… Четверо молодых ребят занимались грабежом на улицах… Один наглый, дерзкий, второй скользкий, третий три года отсидел в детской колонии… Выбираю четвёртого – тихого, испуганного – и начинаю давить на кнопки. А кнопки: мать одна бьётся всю жизнь, братишка-школьник, живут в коммуналке, отец сгинул. Ещё до официального допроса начал раскачивать парнишку.
– Я вижу, – говорю, – кто есть кто в вашей компании. Ты по дурости связался с этими гадами. А самая лёгкая участь из четверых может быть у тебя.
Устанавливаю контакт, подвожу к «давай рассказывай». И он рассказывает.
С наглым действую по-другому:
– Мне твои признания, в принципе, не нужны. На тебя уже показали… Смотри, чтобы всё на тебя не свалили…
Так всю группу раскачал, они признались… И тут меня переводят в облпрокуратуру, дело передаю Витьке Шигареву, он годом позже меня начал работать следователем. Через какое-то время Витька прибегает в панике:
– Что делать? Эти четверо все до одного отказались.
– Не знаю, – говорю, – я из них чистосердечные не выбивал.
Читать дальше