Array Сборник - Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 3

Нужен в любви напевах
незатухающим пульсом,
лета и ягод спелых
неповторимым вкусом.

О! Как стало мне вдруг хорошо,
Безмятежно, спокойно, свободно,
Когда разум тропинку нашёл
К той душе, что металась бесплодно,

Билась уткой с подбитым крылом,
Ныла болью зубной беспрестанно,
Занималась пустым ремеслом,
Угождая немилому… Странно,

Как боялась она быть сама:
Одинока, забыта, раздета…
Ей казалось, что в тех теремах
Златокудрых, что высятся где-то,

Где народу полно, шум и гам, —
Там ей место – со звоном посуды…
Ведь она всем открыта ветрам
Нараспашку, с улыбкою Будды…

Но однажды ей будничность дел
Принесла откровенье в тиши,
Что болит одиночество тел…
Одиночества нет у души!

Я – эхо твоё, незабвенный,
Мне близкий, родной, понятный.
Пусть эха звук, может, невнятный —
С тобой становлюсь в нём счастливой.

Я – отблеск тебя, мой гений.
Что может быть лучше сей доли?!
И отблеск – по собственной воле,
Помимо чужих точек зрений…

Твоим сомыслителем радость
Себя ощущать – есть движенье.
И, может быть, свой день рожденья
Я встречу ещё, а не старость.

Ты так пережил разрыв,
что не смог удержать порыв,
чтобы это не высказать вслух,
как гамбургский петух,
но которому «гамбургский счёт»
выставлен Богом. И вот,
ты не сумел обиды
сбросить с резца рапида и
уколол (не со злобо́й).
Но сегодня твоей иглой
(которой не штопают дыры)
прихвостни и простодыры
колют исподтишка
(у них-то тонка кишка).
А некие президенты
используют как аргументы
для личных сведений счётов,
науськивая идиотов,
потому что ты ныне тот,
на кого уже смотрит народ
с придыханьем и верой:
ты теперь стал для них эрой,
теперь ты для них стал Богом,
потому что делиться итогом
глупости нужно, конечно, с гением,
не обладая мнением
своим и свободой…
Объединённыеже непогодой
блакитного неба атласа
вспоминают «брехню» Тараса,
а не Александра!
Удивилась бы Кассандра,
что ты – с гениальным оком —
неоказался пророком!

Зной (как среди песков Сахары)
дыханьем разогретых тел
подогревался и без пары,
не напрягаясь, буйно прел,

соединяя запах тленья,
морского бриза, пота псов,
испытывал домов терпенье
и обитателей дворцов.

По венам с жёлто-серой плазмой
в гондолах ёрзал сгоряча
и ниспадал слезой алмазной
со лба до самого плеча.

Я с ним сроднилась, будто с духом
венецианских мудрецов,
и на фасадах зорким оком
искала взгляды праотцов.

И силуэт в гробах каньонов
мелькал обломком миражей,
отбрасывая тень поклонов
из окон разных этажей.

Совсем не это время года
владело северным волхвом.
И уж совсем не та погода
роднит Венецию с «Петром».

Хотя и тот и этот – камень,
но в обрамлении воды
закрылся плотным слоем ставень,
как в ожидании беды.

Столпотворенье Вавилона,
галдёж как в пятничный базар…
А в небе облако-икона
лучилось, как из тьмы квазар…

Мосты, мосточки, гроздь фонтана…
У той, у этой ли воды
гулял поэт?.. У «Флориана» [11] «Флориан» – самое старое кафе Европы (с 1720 г.). Его посещали многие известные личности, такие как Казанова, Хемингуэй, Байрон, Бродский и др.
свой счёт избранников судьбы…

Брег Сан-Микеле [12] Сан-Микеле – кладбище, где похоронен И. Бродский. – третий лишний
сей карнавальной суетни,
в могильные забился ниши
под звук цикадной стрекотни.

Покойный остров в жизни прений
стоит вдали, особняком,
и спит на нём мой светлый гений
под солнцем высохшим цветком…