Анатолий Егин - Повести о совести

Дорога прямая, поездом до Сызрани, потом пароходом по Волге-реке. И вот Виталий в родной слободе, идет по своей улице к дому, отвечает соседям на приветствие кивком да взмахом руки. Он уже видит большой дом с вывеской «Чайная». Это его дом, который построил дед Пётр Григорьевич, в нем был самый знатный шинок на переправе через Волгу, а предки Виталия из рода в род со средины восемнадцатого века были шинкарями.

В те стародавние времена по приказу императрицы Елизаветы Петровны на озере Эльтон открылись соляные прииски и был основан чумацкий шлях, по которому тянули волы тяжелые кули с солью. Путь по выжженной солнцем степи к Волге шел не по прямой, а мимо небольших озер и луговин, где можно было устроить отдых и водопой волам и чумакам. Вот так и тянулись обозы по набитой колее под ярким солнцем, жгучим ветром, дождем или мокрым снегом и неслась в небо напевная, печальная украинская песня, ибо на шляхе работали в основном малороссы, перевозя дорогой продукт на бессолевую родину. Нелегко приходилось людям, привыкшим жить в тихих плодородных степях, и потому с радостью приходили они в Николаевскую слободу, которая встречала их своими банями, салом, варениками да доброй горилкой. Люди и животные с удовольствием отдыхали перед непростой переправой на Камышин.

Шинкаренки жили сытно и безбедно, работать не ленились, оттого в доме водилось все, что нужно для постояльцев. Об их хлебе, сале, квашеной капусте по шляху рассказывали байки, об их горилке, от которой не болела голова, причмокивая, мечтали чумаки. Двор их никогда не пустовал, наполнялся шумом и гамом веселящихся гостей.

В 1917 году случилась революция, советская власть устроила гонение на богатеев, сообразительный дед Виталия и здесь не промахнулся, отдал властям свой шинок, который переименовали в чайную, а бывшего хозяина назначили директором этого заведения общепита. В чайной столовались и приходили переночевать туда разного калибра советские и партийные начальники, причем бывали такие гости довольно часто, ибо основная дорога от Астрахани на север шла по Заволжью, а Николаевскую слободу никак не объедешь.

Виталий родился в феврале двадцать четвертого года, отец хотел назвать его в честь деда Петром, но ночевавший у них заместитель председателя губернского исполкома возразил:

– Не принято сейчас называть детей в честь всяких там апостолов. Имена детям нужно давать жизнеутверждающие. Вот к примеру, Виталий – это значит жизненный.

Вот так и стал первый сын Карпа Петровича Шинкаренко Виталием. Мальчишка рос здоровым, крепким и сообразительным, любил наблюдать за животными, прислушивался к разговорам взрослых. Вечером малец заберется на русскую печку и смотрит, как угощают знатных гостей тем, что в семье бывает на столе только по праздникам. Слюнки текли у дитяти, когда он видел, солидные дяди ели домашнюю колбасу. Он видел, какие им стелили постели – пуховые перины и подушки, облаченные в накрахмаленное белье. Наблюдал Виталик и мечтал стать начальником. Мечтал сладко есть и пить и поменьше работать, полагая, что эти дядьки только и делают, что пьют водку, смачно едят, а потом спят сколько угодно, а когда спят, все ходят на цыпочках, не дай бог разбудить. Вот это жизнь!

Второго июня сорок четвертого года после двухлетней разлуки с родителями старший лейтенант в отставке Шинкаренко перешагнул порог родного очага. Мама Галина Прокофьевна, всплеснув руками, медленно села на стул:

– Виталик, мий сынку! Жывый, мий ласковый!

Сын крепко обнял мать и поцеловал в уста.

– А ты шо, сынку, с мамой целуешься мовчки? Немый, чи шо?

Виталий только промычал в ответ и принялся целовать мамины руки.

– Сгубылы! Такого гарного хлопчика сгубылы! Да шоб ни дна ни покрышки не было этому проклятому Гитлеру, чтоб черти его на сковороде жарили, шоб черви его тело сгноили! Шо с тобой, сынку? Шо с тобой зробылы? – запричитала мать.

Виталий вытащил блокнот, карандаш и написал родителям все то, о чем говорили ему доктора. Отец, который после смерти деда стал руководить чайной, прочел вслух объяснение сына и спросил:

– А слышать-то ты слышишь?

Виталий кивнул.

– О це добре! Раз слух е, то и разговор прийде. Так, мать, я пошел закрывать чайную, а ты на стол собирай, сына встречать будем, да не просто сына, а офицера-орденоносца. Родню и соседей до стола позвать не забудь.

Гуляли с размахом до поздней ночи. Что-что, а харчи у Шинкаренок водились всегда. Их чайную снабжал райпотребсоюз и ОРС речфлота не забывал, потому как в самые тяжкие дни Сталинградской битвы в Николаевскую слободу эвакуировали часть партийный и советских учреждений из Сталинграда, и сотрудники их питались в чайной, так что запасы были. По случаю возвращения сына все лучшее стояло на столе, а к закуске водка казенная и своя горилка была в достатке. Выпивали за Победу, за товарища Сталина, за нашу Советскую Родину и, конечно, за здоровье Виталия. За хорошим столом, да еще и с радостью, без песен нельзя, пели украинские и русские песни, от души плясали под задорные мелодии гармошки, радость светилась на лице каждого, у одних по случаю возвращения родного человека, у других от ощущения праздника, которого во время войны почти не было.