Виктория Васильева - Клуб анонимных наблюдателей. Рассказы

Подходит дядька, лицо смутно знакомое. Вспоминаю – точно, диетолог из телека. Жирный такой.

– О, – радуется Карма, – для всех ваших один набор.

– Для наших?

– Ага, для ваших, которые ни в чем не разбираются, а другим советуют. Тебе, еще вот паре теток разведенных, которые советы о семейной жизни раздают, менеджеру по рекламе, который рассказывает дизайнеру, как рисовать… Много вас таких, всем одно: отруби, сало, лимон.

– Что? И где тут логика?

– Нет логики. Есть майонез. Держи.

Достав большую бутылку майонеза, Карма Романовна выливает ему на тарелку здоровый шлепок.

– А майонез хотя бы легкий? Я на диете.

– Легкий. 200 грамм всего.

Дядька явно недоволен, но не спорит: видимо, уже в курсе, что бесполезно. Садится за стол и ест.

– Эй, дама, на меня обратите внимание!

У стойки стоит женщина в деловом костюме и на каблуках. Карма Романовна вытирает руки о передник, берет тарелку, кладет гречку. Женщина кривит лицо:

– И все? Это все, что я заслужила?

– Ну на хлеба кусок. Нормальная еда, с голоду не помрешь. Что не так?

– Но я же всю жизнь стараюсь! Высшее образование получила. На работу не опоздала ни разу! Меня повысили, я теперь начальник отдела по персоналу. Каждое утро встаю на час раньше, чтобы накраситься. На права сдала, машину купила. Шубу еще. Сама, не у мужика выпросила.

– Ну, и чего? Я так и не поняла, чего ты хорошего-то сделала?

И тут что-то я задумалась – а мне за что эту дрянь? Ну я-то точно ничего плохого не сделала. И ведь даже не спросила. Надо будет завтра уточнить, когда брать еду буду.

На следующий день я пришла рано утром, но на двери висела табличка «ВЫХОДНОЙ». Отдыхает. Так я и знала, что есть такие специальные дни, когда нет в мире справедливости.

– Я пришла.

И сидит в углу под раковиной, смотрит черными глазами, не мигая. Жирная, аж лоснится. Ковригина прямо передернуло.

– Ну что ж такое, я же ем, – забормотал он. – Ну почему опять когда я ем, ну хотя бы не в это время!

– Ой, да ладно, чего ты там ешь-то, сосиски за пять копеек? Тоже мне еда.

Ковригин отложил вилку. Сосиски в горло больше не лезли. Он вздохнул и посмотрел на крысу.

– Давно тебя не было. Где была?

– У Вэйзеншписа.

– Художник с первого этажа?

– Ну да. Слышал, как ему поперло? Его картину «Зеленое яйцо» увидел куратор модной галереи из Нью-Йорка и купил за бешеные бабки. Теперь его картины стоят как золотые. Даже подороже. У него теперь на кухне простой гречки не пожрать: икра, лобстеры, даже свежие устрицы завозят. Специально для него самолетом из Бретани везут белонские. Роскошь неземная.

– И ты ушла?

– Ушла. Не люблю я это все. Решила к тебе вернуться.

Ковригин отыскал тетрадку, ручку, уселся на пол и, улыбаясь, почесал крысу за ушком. Ну а что, музы бывают разные. Это еще не самая худшая.

Привет!

Ты всё обо мне знаешь, а я о тебе совсем ничего. Как ты там? Говорят, ты про нас совсем забыл. Кто-то даже говорит, что ты умер, но я не верю.

Мне тут бабушка про тебя историю рассказала. Говорит, что видела тебя, пока лежала в больнице. Рассказывает, что проснулась посреди ночи, смотрит – а ты сидишь на соседней кровати у изголовья кровати старухи Николаевны и усы у нее на лице рисуешь. Не усики, как у Бандераса в «Четырех комнатах» (не знаю, видел ты или нет), а белые, пышные. Рисуешь лунным светом, скручивая его в светящиеся нити.

С утра Николаевна проснулась и рассказала, как снилось ей, будто она – давно покойный дед Елизар. И будто она, будучи дедом, не померла в шестьдесят восьмом, а жива-здорова, эмигрировала в США, живет в Бруклине и ходит в барбершоп, где укладывает усы завитками и пьет кофе. Господи, ну и шутки у тебя.

Еще бабуля говорит, что кормят в больнице паршиво, овсянкой можно обои клеить. Но это, конечно, не твое дело. А хотя какое дело не твое? Любое, которое захочешь, тем и занимайся. Хоть кашей, хоть лекарством от рака. А хоть всем сразу. Если уместно здесь просить, то пусть у меня поближе к дому супермаркет откроют.

Я вообще много странного про тебя слышала. В Индии говорят, что тебя – тысячи. Один создал мир, другой ИО по солнцу, третий по воде и так далее. А один парень из Норвегии рассказывал, что у тебя один глаз и ты ездишь на восьминогом коне. Честно говоря, даже не знаю, о ком еще на земле ходит столько слухов, и один невероятнее другого.

Знаешь, еле сдерживаюсь, чтобы не начать тебя о чем-то просить. Правда, чуть выше уже не сдержалась и немного попросила. Но ведь это же неприлично, да? Я же не могу писать письмо маме или папе и составить его сплошь из «Дай мне это», «Вышли денег», «Пришли мне сало и теплые носки». Как-то потребительски. Чем ты хуже родителей? Ничем, ведь в том числе и благодаря тебе я появилась на свет.