Алексей Михеев - Не жми на кнопки!

На жестком диске: автобиография Мэрилина Мэнсона, Константин Паустовский, Анна Ахматова.

На столе: Михаил Булгаков, Венедикт Ерофеев, Брюс Томас, Сергей Лукьяненко, курс физики для подготовительных отделений вузов (не по программе – просто из интереса).

К счастью, родители не раздули трагедии из пары «сломанных» пальцев. Впрочем, мнение отца менее всего интересовало Виктора. Они практически не общались, чему была масса причин, о которых будет сказано в свое время. Для матери же такое состояние Вити не было чем-то из ряда вон выходящим, ведь он частенько оказывался участником всевозможных уличных потасовок. В Витином распоряжении оставались правая рука и три пальца на левой. Печатать так было очень непривычно, но постепенно Виктор приспосабливался. Он открыл «вордовский» файл и вывел заголовок, как только определенный сюжет родился в голове:

Стукнув по «т», он откинулся на спинку стула, прищурился, перевел дух и позволил своим пальцам дать жизнь следующему тексту:

На его взгляд, эпиграфы наиболее удачно соответствовали заявленной тематике.

«Почему – жиды? Почему еврейская национальность избрана «козлом отпущения и опускания»?.. Не знаю. Но всю жизнь пытаюсь в этом разобраться.

Меня не интересует в данном случае официальная версия, потому что она может успокоить разум, но не совесть. Чтобы совесть была спокойна, нужен Справедливый Суд.

Итак, дамы и господа, сегодня на нашем Справедливом Суде слушается дело жидов.

Русский бритоголовый фашист-маргинал играет роль Обвинителя. Русский волосатый интеллигент-интеллектуал – роль Защитника. Жиды в роли Обвиняемых.

В роли Свидетеля выступает Спрашивающий, Как Пройти (впервые на экране).

Слово предоставляется Свидетелю.

Спр., Как Пр.:

– Я шел по Химкам и искал дом тридцать по Ленинградской улице. Мне встретился один господин с ошалелым взглядом и красным лицом. За неимением других прохожих поблизости я обратился к нему. И тот мне ответил…

(Свидетель нервно просматривает какие-то бумаги, бормоча «да где же?!», наконец с торжествующим видом поднимает исписанный блокнотный лист):»

Дальше Витя решил вставить практически не меняя один случай, недавно действительно имевший место – подслушанное на улице словоизлияние.

« – «Это всё жиды виноваты! В Думе одни жиды! Мочить всех их надо!! Они же как цыгане почти! Я читал в истории Древнего Мира, что у них не было своего государства. Вот они и хотят всех завоевать. Ленин со Сталиным тоже были евреями…» В этом месте я прервал его излияния, сказав: «Ленин со Сталиным плохие не потому, что они якобы были евреями, а потому, что они плохие сами по себе. В чем-то вас понять, пожалуй, можно, но, черт возьми, сколько было и есть талантливых и гениальных евреев-ученых, евреев-режиссеров, евреев-поэтов и писателей?! Неужели вы будете говорить, что все евреи – плохие?.. Не все евреи – сионисты!» Тот молвил в ответ: «Не зря царь их поубивать хотел, жидов поганых!» «Гитлер тоже хотел…» – закончив так беседу, я развернулся и пошел прочь от очередного недовольного жизнью антисемита.

Спр. Суд:

– Вы все слышали это. А что скажет Обвинитель?

Фаш.-Мар.:

– Ребята! Жиды жадные! Они помогают своим и только своим! Их религия говорит им о богоизбранности ихнего народа. Мы для них – никто. Как можно это терпеть молча?!

– Спасибо, фашист. Теперь пусть Защита выскажет свою точку зрения».

Начав писать, Виктор вскоре ощутил, как выросли способности отстраненного погружения в собственный текст и сопереживания героям; в душе зарождалось предчувствие того, что он сможет прожить так еще ни одну параллельную жизнь.