Алексей Михеев - Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз

В ранние годы объятия в танце были единственным способом пообщаться с женским телом. С пареньком одиннадцати лет в лагере «Чайка» соглашались танцевать отнюдь не красавицы; это напрягало, но не очень. И если во время кружения на дискотеке, уже не вспомнить кто, подкрадывался сзади и, хихикая, толкал меня на партнершу, я бежал за ним лишь для показухи и престижа. Мой член стоял, чувствуя женскую плоть сквозь одежду, как до́лжно.

Саня, брат, отдыхал там же, но так как он двумя годами младше, то и партнерши для танца у него бывали моложе, причем обычно оказывались еще и красивее моих. К одной из них его как-то приревновали два моих ровесника, и пришли в нашу комнату пи́*дить. Не найдя его, оба кинулись на меня. Я с достоинством сдерживал их натиск до прихода вожатой… Когда та спросила, что здесь происходит, я с ухмылкой от смущения пояснил:

– Ревнуют…

Вообще, лето 93-го года было щедрым на драки, удачно заканчивавшиеся для меня.

Снова я отвлекся, я же про Анастасию вам рассказываю!

Под утро мы с ней из клуба пошли к «Пролетарке». Сам клуб находится в том же здании, что и печально известный Театральный центр, где шел мюзикл «Норд-Ост»; в отличие от Эдуарда Лимонова (его я недавно добавил в друзья в «Контакте» – не знаю, подлинного ли…), я не склонен вешать вину за ту операцию на Путина. Как и Эдуард, я написал в тот страшный год текст «по горячим следам» («Кто в ответе за „Норд-Ост“»): «Кто в ответе за „Норд-Ост“? /Дядя Путин, или тот, /Кто заложников берет?..»

Итак, шли мы, обменивались мобильниками, выясняли взаимную любовь к фантастике (фактом ее симпатии к Вячеславу Рыбакову я был поражен, ибо сам узнал об авторе незадолго до того совершенно случайно, но уже успел полюбить) и договаривались о будущем совместном походе в «Третьяковку».

В Третьяковской галерее она выступила в роли моего экскурсовода, так как училась в «художке» и могла поведать много интересного и познавательного о живописи.

В числе прочего я узнал интересные детали и ее жизни. Будучи родом откуда-то из провинции, она успела много где побывать и насмотреться на мир; одно время ей даже приходилось бомжевать на вокзале. На момент нашего знакомства училась и преподавала как репетитор ребенку богатых родителей. В той местности, откуда она уехала изначально, подростки и более взрослые не знали, куда себя приложить, кроме бухла и драк. Когда война началась, там все мужики только рады были и добровольно в Чечню уезжали.

Поведала она и поучительную, весьма печальную историю об африканской принцессе. В общежитии их института жила учившаяся с ними принцесса. Всё бы ничего, но по неосторожности и плохому знанию местных порядков и обычаев она покидала общагу в темное время суток. Убив ее, маньяк или маньяки измельчили труп до такой степени, что он влез в коробку, которую подбросили администрации вуза.

Декан позже пугала девушек:

– Я одну коробку уже отправила родителям!

Хоть и страшно, но Настя с подругами еле сдерживали смех.

После «Третьяковки» проводил ее до общежития, где-то на Севере за МКАДом. Позже предлагал встречаться. В конце концов получил от нее SMS с признанием: «Извини, но я люблю другого».

А теперь перехожу к сути того, из-за чего завел о ней речь. Как позже Лиза, хорошая подруга теперь и некогда моя любовь, встретит Лимонова, и тот скажет ей «Здравствуйте!» (почему не мне?!), так Настя случайно познакомилась с Пелевиным.

В каком именно городе, по ее словам, это было, я не помню. Помню лишь, что не столица и не Пальмира.

Двое нестарых мужчин выясняли у нее дорогу. Они разговорились. Один собеседник по большей части молчал, зато второй заливался соловьем. Неожиданно он, будто спохватившись, замолчал, потом спросил собеседницу:

– А вы знаете, кто это такой идет с нами рядом?

– Кто? – после небольшой паузы молвила Настенька.

– Да так, Виктор Пелевин, не хрен с горы!

Настя долго не верила, тем более что фото писателя раньше не видела. Но ход беседы ее убедил, и уже она засыпа́ла писателя вопросами о его жизни и творчестве:

– Правда, что вы используете наркотики для вдохновения, когда сочиняете ваши вещи?

– Я?! – Виктор всем видом показал оскорбленное достоинство невинности… – Никогда!

Звучало это, как «я такой мастер и без лишнего стимула». Потом, конечно, он признался, что употреблял всякое в жизни.

Уже в Москве подруга Насти как-то дала ей почитать журнал со словами:

– На, погляди – про твоего тут…