Алексей Михеев - Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз

Я буду чередовать своих кумиров для придания постмодерн-антуража.

О Сорокине уже кое-что было сказано, теперь очередь нашего замечательного буддиста, каратиста и просто красавца.

Не знаю, вошел бы в мою жизнь Виктор Олегович столь плотно, занял бы в душе место где-то рядом с Оззи Осборном или «Manowar», оказал бы столь сильное влияние на мои личность и творчество, если бы не вузовская программа.

Учащимся со мной на пятом курсе было необходимо прочитать «Чапаева и пустоту». Своего текста «Пустоты» у меня и тогда не было, и теперь нет. Все остальные в бумажном виде, кажется, имеются, кроме разве какого-нибудь «Гадание на рунах или рунический оракул Ральфа Блума», но его, я полагаю, нет почти ни у кого, а бумажная литература всё равно постепенно становится таким же архаизмом, как руны. Тут снова нельзя не вспомнить Дмитрия Кравчука – ведь я, как и он, противник использования «трупов деревьев» для печати – в том числе из-за этого вы, скорее всего, читаете всё это с экрана монитора, а вовсе не только из-за того, что мое графо никому на х*й не нужно… «Скорее всего», потому что – черт его знает: может, какое-то завалящее издательство со временем проявит желание опубликовать эти строки. Но это дело гипотетического далекого будущего, а вот про Дмитрия, раз он снова на язык попал, я поведаю то, что знаю, уже в следующей главе.

Когда мой сокурсник Владимир Ядута, тоже знаковый для моей жизни персонаж, дал мне прочесть уже оцененного им «Чапаева», он сказал:

– Вот что сейчас самое актуальное, так писать и нужно!

Не ручаюсь за дословную передачу его фразы, но ручаюсь за смысл. До сих пор я полностью эту позицию разделяю. Уже первые страницы, более всего сцена убийства фон Эрнена, поразили меня своей мощью как ничто из программы до этого – а читать тогда, поверьте мне, нужно было страниц по сто в день, чтобы справляться со списком до сессии. То есть читал я много всякого.

Пелевин – Лемми Килмистер от литературы. Достаточно послушать один альбом «Motörhead», и станет ясно, что ребята играют, но другие альбомы группы слушаются с не меньшим удовольствием. Правда, у Виктора есть преимущество перед Лемми: он меняет сознание людей, делая измененное его состояние постоянным, когда на смену вау-импульсу приходит ПВО-стимул.

Сорокин для меня начался с «Голубого сала». Когда я читал его из любопытства пару лет назад (книга к тому времени давно уже была скандальной и мегапопулярной), то понял, что уровень Пелевина, возможно, и недостижим, но есть, как минимум, один человек, приблизившийся к нему максимально близко.

До того также в вузе у нас ходили по рукам распечатки частей произведений Сорокина, содержавших, согласно обвинению «Идущих вместе», порнографию. Мы все читали тогда только эти места. В «Идущих» я когда-то состоял, о чем также сохранилось немало интересных воспоминаний, но – всему свое время. Сейчас пока что у нас в гостях Сорокин Виктор… Тьфу ты!

Меньше месяца назад смотрел спектакль «Щи» по пьесе Владимира Георгиевича. Замысел писателя переносит нас в мир будущего, где подпольные шеф-повара в законе готовят экологически не чистую пищу и плодят прочие темные и неполиткорректные свершения. На следующий, если не ошибаюсь, после театра день я по работе поехал на «Чертановскую» – на этой станции метрополитена жил (а может, и живет до сих пор) Виктор Олегович Пелевин, и там же в переходе я покупал в свое время «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина. В этот раз мне надо было зайти в ресторан «Щи» и разыскать там шеф-повара. Это я к тому, что меня всё время преследуют совпадения; ими, как маяками, усеян мой путь. Жаль, указателей нет, да и темнота всё равно жутковатая… Бабушка моя когда-то тоже, кстати, шеф-поваром была.

Я уже упоминал о купленной в «Москве» «Книге мертвых», но в тот же день и в том же магазине я купил вместе с Лимоновым единственную, кроме, пожалуй, «Трилогии» и «Очереди» (читал их с моника) книгу Сорокина, которой не было в моей домашней маленькой постмодерн-библиотеке. Называлась она, как это ни удивительно, тоже «Москва». И уже в этой, последней «Москве» (кто смотрел или читал, тот знает) тоже обыгрывается слово «Москва»!

Сейчас я, как и обещал в прошлой главе, остановлюсь подробнее на этом книжном магазине, расположенном на главной улице страны. Если в конце 90-ых я покупал там Брюса Ли, в начале 2000-ых – книги по славяно-горицкой борьбе М. Шатунова (сейчас автор иначе именует стиль, которым занимается), то сейчас покупаю тут почти исключительно постмодерн. Самая ценная книга, купленная мной когда-либо, была приобретена в «Москве» – это «П5» Пелевина с его автографом. 5 октября 2008-го года после полуночи началась продажа этого сборника. Первые пятьдесят покупателей получили экземпляр, подписанный кумиром. Надпись «В. Пелевин» автографа опоясывает треугольник с глазом, о котором автор пишет, кажется, в «Generation „П“». И вечер 4-го, и первые часы 5-го октября достойны увековечивания.