Анна Гранатова - Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии

Вы, возможно, помните строки «Военного летчика». «Подлинная Любовь к ближнему, будучи служением Человеку, а не отдельной личности, повелевала нам бороться с личностью, чтобы возвеличить в ней Человека. Умирают за собор – не за камни. Умирают за народ – не за толпу. Умирают из любви к Человеку, если он краеугольный камень Общности. Умирают только за то, ради чего стоит жить. Слово „Коллектив“ лишено смысла до тех пор, пока Коллектив не связывается чем-то. Сумма не есть Сущность».

Жизненные реалии внесли коррективы в литературно-художественные установки. Благодаря совместной работе моего вузовского Учителя – очеркиста Юрия Апенченко – с тележурналистом Александром Тихомировым на Байконуре нежданно-негаданно я оказалась вместе со всем нашим курсом семинара об очерке и публицистике в пресс-службе «Большого и солидного политического Мира». Адаптироваться к сумасшедшим темпам и разнообразию профессиональных задач удалось далеко не всем, а уж, выражаясь точнее, сито профессионального отбора из всего литинститутского выпуска выдержала только я. (Но ни диплом Литинститута, ни диплом психфака МПГУ в этом не помогали: требовалось умение «держать темп».)

Борзописцев, отобранных в «команду особого назначения», к моему приходу уже трудилось с дюжину, и вместе с ними я стала эдакой «белой кости» цехового сообщества, осваивая «искусство невозможного», как выражался мой шеф Сергей Подгорбунский. В характерах моих сослуживцев, их привычках и манерах общения, в их жизненных задачах было много противоречий, и в то же время обнаруживалось нечто, объединяющее всех в пул, команду, работающую в едином ритме.

Видимо, тогда я впервые задумалась, что не только мы выбираем профессию, но и она выбирает нас, как журналу «Профессионал» рассказал профессор Владимир Дружинин. Однако личный опыт существенно дополнял теорию парадоксами практики. Люди, отобранные профессиональной средой, прошедшие жесткий отбор функционального «сита», не оставались теми, что были раньше. Профессия не только отбирала подходящих по квалификационным и психологическим характеристикам людей, но и переделывала их: ломала под свои цели, оправдывающие средства, превращала в шестеренки слаженно работающей машины…

Хотелось одного – остаться собой. Профессиональная деформация личности, увиденная на близком расстоянии, впечатлила: словно бы открылась незнакомая человеческая Вселенная. Так, вероятно, студент-микробиолог изумляется увиденной под микроскопом картине «чужого мира».

Перемены в личности, пришедшей в профессию, были столь колоритны, что заслуживали писательского пера. Но Артур Хейли, придумавший универсальную для киноиндустрии композицию «драмы катастроф», свои романы – «Аэропорт», «Колеса», «Отель», «Менялы», «Вечерние новости», «Окончательный диагноз» и прочие – писал о людях статичных! Его герои отбирались средой в «профессиональную касту» как итог «искусственного отбора».

Замечу, киносценический сюжет акцентирован на конфликте между героем и антигероем. По такой конструкции устроено большинство «массовой художественной прозы» – беллетристики, бестселлеров, удерживающих внимание читателя увлекательностью. По тем же жанровым канонам существует и киносценарий.

Реальные же люди, представляющие определенную профессиональную группу, не укладывались в стандартную композицию голливудского киносценария или же книжного бестселлера. Более того – они поражали подчас профессиональной деформацией личности. Киносценаристы молчат об этом, зато в народе о цинизме врачей, меркантилизме юристов, формализме чиновников, прагматизме журналистов известно как о притче во языцех. Психологические перемены, происходящие с человеком, очутившемся внутри «молота и наковальни» профессиональной среды, казались великолепным писательским материалом. Однако воплотить на бумаге эти наблюдения было совершенно некогда. Работа требовала полной самоотдачи. О литературном творчестве оставалось лишь мечтать. Я принадлежала не себе, а Цеховому сообществу, видела мир изнутри, а не снаружи, и не могла достигнуть писательской роскоши «парения над схваткой». Я была одной из «функциональных единиц», вписанных в Машину Профессии, и все мое время, мой мозг, а следовательно – и жизнь, принадлежали Профессии.

Конечно, у Артура Хейли в России (точнее, Союзе) нашлись свои последователи. Вспомним Илью Штемлера – «советского ученика» Хейли. У Штемлера любопытен угол зрения на фактический материал. Это не «профессиональная пирамида как единая трудовая машина» (подход Хейли), а скорее – повествование об «одном дне из жизни людей профессионального сообщества». Таковы, например, его Таксисты («Такси») и Машинисты («Поезд»). Портреты героев из черно-белых красок. И потому нет рельефа, объема и психологизма, то есть всего, что необходимо для использования понятия «социальный тип». (Вспомним классические социальные типажи – Обломов, Онегин, все герои «Мертвых душ».) Персонажи произведений Штемлера лишены типического обобщения. Перед нами – конкретные люди, которым автор заменил реальные фамилии на псевдонимы. Именно так работают очеркисты, стремящиеся к максимуму документальности.