Андрей Красильников - Избранные произведения. Том 2

В какой-то момент игроки переместились в ванную, под душ. Потом продолжили на первом попавшемся диване.

Часа через два все желания иссякли. Ни одно не осталось без ответа.

– Классно поиграли, – подвела итог Нина.

– Да, – согласился Петя. – Теперь пора и поужинать.

Он чуть было не оговорился: пообедать , что для человека, не евшего с утра, звучало бы вполне извинительно.

Гостья палец о палец не ударила, чтобы помочь разогреть еду и накрыть на стол. Оставшись на кухне наедине с самим собой, не то крупье, не то дворецкий не мог избавиться от странного чувства брезгливости, невольно охватившего его. Всё, ими сейчас сотворённое, повторяло точь-в-точь недавние занятия с Викой. Но там билась живая жизнь, а здесь велась игра. Она закончилась, и сразу на душе сделалось ужасно противно, словно исполнялись не его желания, а сам он стал игрушкой в чужих руках и проделывал какие-то ненужные ему гимнастические упражнения, да и то из обязательной, а не произвольной программы.

За ужином он хотел набраться наглости и спросить, как часто его сотрапезница устраивает подобные свидания и с кем. Но она неожиданно перевела разговор на вчерашнюю книгу. Оказывается, за ночь уже успела надёргать из неё кучу цитат и теперь пыталась понять, стоит ли продолжать читать дальше.

– У меня их двенадцать, из разных глав. Как ты думаешь, хватит?

– Если к месту, то хватит.

– Конечно, к месту. Я от цитат как от печки танцую. У меня они всегда к месту.

Петя презирал людей, не имеющих собственных мыслей и паразитирующих на услышанных от других или вычитанных в книгах суждениях. Хотя и понимал: большинство живёт именно так. Повторят за кем-нибудь и от себя прокомментируют. А комментарию – ломаный грош цена. Конечно, студентке-третьекурснице такое простительно. Зачем ей эта история? И вправду, зачем?

– Скажи, пожалуйста, ты для чего учишься?

– Странный вопрос, – сразу нахмурилась Нина. – Чтобы диплом получить.

– А диплом зачем?

– Чтобы не работать всю жизнь дворником или уборщицей.

– И кем бы ты хотела стать?

– Думаю, преподавать.

– В школе?

– Да хоть бы и там. Но лучше – в каком-нибудь институте. Частном. Где больше платят.

Быть студентом, потом превратиться в преподавателя, учить других студентов, которые тоже потом станут за кафедру… Какая-то дурная бесконечность! Что толку от всего этого для человечества! Впрочем, много ли настоящих историков нужно обществу? За последние двести лет даже он не вспомнит и ста имён. Вот и получается: сплошное самовоспроизводство учителей, а выход в науку – редкий и единичный.

Та быстрота, с которой Нина переключилась на другую тему и забыла их интимные игры, не удивляла Петю. Перед ним сидела человек-машина, то заведённая на учёбу, то на секс, то на что-нибудь ещё. Вчера она настроилась изучать монографию по истории, поэтому даже лёгкое прикосновение мужской руки встречала в штыки: противоположный пол её в тот момент никак не волновал. Сегодня она решила оттянуться с парнем, вот и приехала в коротенькой юбчонке и свитере на голое тело. Не для пущего эротического возбуждения, а из соображений сугубо рациональных: зачем долго раздеваться. Если завтра пригласить её в театр, а потом попытаться поцеловать, она увернётся, не поймёт: в программе же «культпоход», а не любовное свидание.

Да, с такими можно только в с т р е ч а т ь с я. Но не больше. И не часто.

Как всё-таки хорошо, что он договорился повидаться с Викой! Вот только туалетной воды надо вылить на себя побольше, чтобы совсем отбить запах этой любительницы постельных игр.

Выехали с дачи они точно по Петиному графику. Желаний продолжить гимнастические упражнения у него не возникло.

Звонок Берестова застал Викторию за маникюром. Заставлять человека ждать нехорошо, а собственного начальника – тем более, но придётся: не являться же в ресторан с семью ногтями одного цвета, а тремя – другого.

– Александр Петрович, извините ради бога, я минуток на пять задержусь.

«Господи, какая непосредственность!» – невольно мелькнуло у Александра. Другая бы опоздала и даже виду не подала, что чем-то виновата.

Они выбрали ресторан, запомнившийся Берестову ещё с советских времён. Конечно, хозяева его сменились, возможно, не раз, но даже стороннику рыночной экономики приятнее переступать порог старого и проверенного заведения, чем возникшего недавно. «Наверное, этим консерватор и отличается от либерала», – подумал про себя Александр. Консерватору не всё равно, кто и как вершит свой бизнес. Для консерватора предпринимательство – лишь одно из общественно-полезных занятий. Для сегодняшнего либерала это фетиш. Им лишь бы все первые этажи московских домов заняли магазины и рестораны, вытесняя детские кружки и места стариковских посиделок. Либералу нет ничего ненавистнее не торгующего и не покупающего народа. Рынок он понимает буквально: одни должны стоять за прилавком, другие – перед ним. И никакой художественной самодеятельности или курсов кройки и шитья.