Кира Бородулина - По лезвию струн. Ностальгический рок-н-ролльный роман

– Вадим, ты уверен? Если это из-за меня, мы можем просто перестать видеться… – ее голос дрогнул.

Так неожиданно, что перехватило дыхание.

– Нет, нет. Это не поможет. Так нам обоим будет лучше. Надо двигаться дальше.

Даже не обидно, что жизнь только-только наладилась. Здесь – перспективы, а в моей Тьмутаракани – одиночество. Так бывает, когда ты встретил свою любовь, а она – нет. Но в качестве друга ты ее более чем устраиваешь. До сих пор помню тупую боль, когда она сказала, что не может ответить мне взаимностью, но ближе меня у нее никого нет. Солнце не померкло. Мир не рухнул. Просто хотелось выть. Но я переживу! Видеть ее каждый день, быть рядом, играть у Казанского собора, есть мятное мороженое, делиться впечатлениями от книг и музыки с понимающим человеком – разве не счастье? И каждая встреча – вопрос и надежда: ты не передумала? Посмотри, какой я классный, когда-нибудь ты меня обязательно полюбишь! Глупая девчонка, хоть и умница… Я играю твои любимые песни и смотрю на тебя глазами преданного пса в ожидании подачки. Мимолетной улыбки, случайного касания.

Счастье? Более изощренной пытки трудно измыслить. В Петропавловке был, знаю, о чем говорю.

– Что ж, если ты так решил…

Я возвращаюсь в никуда. В родном городе у меня давно ничего нет. Единственное, что я сделал – позвонил старому другу Данчеру и попросил предоставить мне диванчик в гараже, где мы репетировали. Пока не найду жилье и работу. Другой город и экстремальная ситуация. Переключиться, забросать бытовухой клокочущее нечто в душе. Одной болью выбить другую.

– Когда? – она подняла на меня свои прекрасные глаза.

– Завтра. В десять вечера. Придешь меня проводить?

Она кивнула.

Мы покинули вагон. Молча зашли в кафе, молча проели заработанные деньги. От ее печали стало в сто раз гаже. Когда она улыбается, мир вокруг преображается, все становится золотым, как ее волосы на солнце. Когда ей грустно, эффект обратный. Я поежился, будто вмиг набежали тучи и ветер с Невы усилился.

– Я буду скучать, – сказала она на прощание.

Выдрав из блокнота листок, я нацарапал на нем адрес электронной почты. Фактического адреса у меня пока нет.

– Если что, пиши.

Хотя, наверное, лучше не надо. Ворошить былое, бередить мои раны. Но не мог же я совсем ничего ей не оставить, хотя бы на память! Не считая листов со стихами и редких книг, которые находил для нее. Неужели все, что нас связывало, можно так легко разорвать, просто уехав из города? Черный пес Петербург… Разумом понимал, что разорвать надо, и не маникюрными ножницами, а топором. Но сердце никак не хотело с этим мириться и цеплялось за соломинку.

Иоланта пришла проводить меня на следующий день. Привезла подарки от своей бабушки, которая меня очень полюбила. Оладушки и банку абрикосового варенья. Хорошо, что сама старушка не приехала – было бы совсем тяжко. Любимая обняла меня на прощанье, и я не хотел отпускать ее, все выжидал, что она произнесет эти главные слова, которые повернули бы время вспять и изменили бы мою жизнь. Но она сказала другие:

– Счастливого пути! Не забывай меня.

Я чуть не застонал. Разве не для этого я уезжаю отсюда? Забыть. Начать жизнь заново. Третий раз, по-моему. Сбился со счета.

Двери поезда отрезали меня от старой жизни. Иоланта вскоре растворилась в темноте июльской ночи. Долго ли еще она будет махать мне вслед и грустно улыбаться?

Последние дни… Будто стремительно катишься в пропасть. Кругом пестрый бурлящий вихрь, головокружение, преждевременная тоска и тошнота в преддверии избавления. Но остановиться не можешь. Понимаешь, что через секунду – глухой удар, выключение сознания, и наступит тьма. Или серость, как случилось в реальности. Серость родного города. Будто закончился цвет. Городов таких множество, я никогда не знал, что о нем сказать, кроме «после Питера глаза не смотрят», но это не Москва. В этой трансформаторной будке я не смог бы выжить. А родной город примет меня, как блудного сына. С позором и на щите, отвергнутого всеми и отвергнувшего все.

Какое это имеет значение?

9 января, среда.

Чужды мне всегда были такие летописи, хотя в детстве любил читать дневник Капитана Блада. У самого же получалось примерно так: герой проснулся, побрился, отжался и не знает, о чем писать дальше. Но, то ли поговорить не с кем, а хочется душу облегчить, то ли самовнушение: кажется, если записываешь, твоя жизнь хоть чем-то примечательна. Был бы у меня личный психиатр, он бы мне посоветовал такую терапию. Наверное, помогает – интернет завален дневниками, правда, эти эксгибиционисты мне не очень понятны.