Ринат Валиуллин - Большое сердце Петербурга

– Кстати, здание Двенадцати коллегий должно было тянуться вдоль набережной, но Меншиков, который уже задумал поставить здесь свою резиденцию, посчитал, что в таком случае его дворец не влезет на набережную, и велел строить коллегию перпендикулярно.

– Находчивый был мин херц.

Пройдя еще немного по Университетской набережной, мы перешли через Благовещенский мост и оказались на другом берегу Невы, на Английской набережной. Порыв холодного ветра вздохнул на нас туманным Альбионом.

– Кстати, Благовещенский – первый разводной мост Санкт-Петербурга.

– Я так и решил.

– Почему?

– К ЗАГСу вышли, – указал я на парад свадебных лимузинов, которые терпеливо ждали новобрачных. – От свадьбы до развода один шаг.

– Забавно, я даже не думала об этом.

– Никто не думает о разводе, когда женится, – улыбнулся я.

Мы наблюдали, как новоиспеченная счастливая пара выпорхнула на набережную.

– О чем думают люди, когда женятся?

– Влюбленные не способны думать.

– Я имею в виду – о чем они думают прямо сейчас?

– Сколько гости подарят.

– Какой ты меркантильный.

– Давай спросим.

– Ты с ума сошел.

– Деньги молодым не помешают.

– Чтобы хватило на свадебное путешествие, – романтично согласилась Анна.

– Ну если с милым рай в шалаше, то хватит. Хотя после такого дворца в шалаш? Это вряд ли, – пошутил я.

– Красивый особняк. Бывший дом фон Дервизов. ЗАГСом стал в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Дай мне руку!

– Это предложение? – Я подал ей руку.

– Даже не надейся, – рассмеялась она, взобралась на парапет набережной, взяла мою руку и пошла вперед.

– Свадебное путешествие?

– Прогулка, – посмотрела она на меня сверху вниз.

– Понял, ты просто хочешь поймать букет невесты. А ты рисковая.

– Просто доверчивая

– Это одно и то же.

– Видишь, как я тебе доверяю.

– В Питере без риска никак нельзя. – Я утонул взглядом в Неве. Мысленно коснулся холодного мрачного дна и судорожно поспешил обратно на воздух.

– Ты же меня спасешь? – Неожиданно Анна спрыгнула, все еще держа мою руку. Мне ничего не оставалось, как поймать ее в объятия.

– Нет, я тебя не отпущу, – улыбнулся я.

– Сэр, будьте джентльменом, как-никак Английская набережная. – Поцеловала меня в щеку, когда я поставил ее на асфальт.

– А почему Английская? – Я все еще не хотел ее отпускать, чувствуя, как тело Анны требует независимости. Я повиновался. – Чувствую себя школьником.

– Из-за поцелуя?

– Какого поцелуя? Я что-то пропустил?

– О да.

– Жаль, ничего не почувствовал.

– Сэр, вы бесчувственный.

– Может, повторим?

– Даже не надейся, – подарила мне улыбку Анна. – Так вот, в восемнадцатом веке здесь жили английские купцы и в доме пятьдесят шесть была открыта Англиканская церковь Иисуса Христа. Сейчас выйдем на Сенатскую площадь.

Перед нами показался Медный всадник.

– Интересно, куда скачет Петр Первый?

– К своему другу Меншикову. Еще движение – и Медный всадник взлетит на своем скакуне над Невой, – легко осадила меня Анна.

Дворец Меншикова действительно находился прямо напротив скалы, на которой застыл Медный всадник.

– Медный, хотя изготовлен из бронзы, – добавила Анна. – Название закрепилось благодаря поэме Пушкина «Медный всадник». Это был второй конный памятник русскому царю. В этот раз Фальконе изобразил Петра на вздыбленной лошади, как законодателя и реформатора. Вот что писал по этому поводу сам Фальконе: «Монумент мой будет прост… Я ограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великого полководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя-законодателя…» Не случайно скульптор изобразил Петра в движении и одел его в простую и легкую одежду, которая, по словам художника, принадлежит «всем нациям, всем мужам и всем векам; одним словом, это героическое одеяние». Богатое седло он заменил медвежьей шкурой, которая символизирует нацию, цивилизованную государем. Постамент из Гром-камня в виде громадной скалы – символ преодоленных Петром Первым трудностей, препятствий и невзгод.