Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том шестой

Решено было Лизой Петровной – и брак и переезд в другой город.

Расставания с Полинькой не было, – вернее был обман с его сторону равный предательству:

«В тот день Полинька не ждала никакой беды. Наоборот. Ей предстоял чудесный вечер: они должны были пойти в театр, смотреть на приехавшую в их город известную труппу… Время занятий в институте тянулось томительно долго. Оставалась еще пара немецкого. В перерыве Полинька сидела в аудитории, глядя в окно на сырую осеннюю погоду, – за окном моросил нудный, шедший третий день дождь.

– Салахова! К тебе пришли! – крикнул кто-то из коридора.

В тот же момент прозвенел звонок. Полинька со всех ног бросилась к дверям.

– Это что ещё? Куда вы?.. – удивился входящий в аудиторию преподаватель.

– Я сейчас… Мне очень нужно…

Широкий коридор уже был пуст. Только у противоположной стены возле окна стояли две незнакомые ей женщины. Одна из них сухопарая, в больших круглых очках, повернулась к ней и смерила её оценивающим взглядом. Полинька вспыхнула и растерянно огляделась. Нет, нигде никого – только эти двое. Ей стало, вдруг, плохо (предчувствие беды скосило её в минуту), так, что она оперлась о стену, чтобы не упасть в обморок. А когда она отважилась посмотреть еще раз, обе женщины уже уходили к лестнице… Прежде чем спускаться с лестницы, та, что в очках, обернулась и ещё раз взглянула на Полиньку. Взглянула – будто выстрелила.

Полинька все-таки пошла в театр, поскольку билеты были у неё. Хотя она знала уже точно, что он не придет, – (сообразила она – что это были «смотрины», и что это была она…). И никогда больше они могут не встретиться. Она смотрела на сцену и плохо понимала, что там показывают, слёзы текли по её щекам весь спектакль, все два часа – тихо так что никто и не замечал, как она платком стирала их со своих щёк. Он боялась смотреть вправо, на обитое кожей кресло, которое так и оставалось незанятым.

– — – —

– Полинька… Я виноват… Может быть… —

– Не надо… Не надо об этом… И – всё. Конец. Мне пора. Прощайте! —

– Как? Так вот сразу? Но мы должны… Нам надо увидеться… —

– Нет. Не надо – отрезала Полинька, голосом, не терпящим возражения.

– Но почему? – недоумевал Борис Кириллович.

– Так будет лучше. —

– Но я… я должен видеть вас! – повысил голос Борис Кириллович, ужасаясь, что разговор оборвется на полуслове.

– Борис! – тут в дверях возник грозный силуэт Лизы Петровны. – Что всё это значит? —

Борис Кириллович прикрывал трубку рукой:

– Не мешай Лиза! Оставь меня… – и опять обращаясь к трубке. – Алло? Вы ещё здесь? Вы не ушли? Слышите меня?.. —

– Слышу… Сейчас мне надо уходить… —

– Где вы? Я возьму такси и приеду. —

– Не стоит. Вы уже не успеете. Я уезжаю, прощайте. —

– Стойте! Не вешайте трубку! Адрес… Скажите ваш адрес… – заволновался Борис Кириллович, нервно перебирая на тумбочке рядом листочки бумаги, на которых записывались телефоны звонивших ранее.

– Не надо… Ничего не надо… Я слышала ваш голос – этого мне хватит до конца моей жизни. Прощайте, Борис Кириллович. —

– Адрес, ПОлинька! Телефон! – Борис Кириллович уже громко кричал. Но в трубке раздавались короткие гудки.

– — – — —

Через несколько недель, может через месяца-полтора, снова подойдя к телефону, ПОлинька набрала прежний номер уже днем, был выходной, и она надеялась, что Борис Кириллович будет дома. Она решилась и желала уже встретиться с ним.

Ударил гудок, длинный, тревожный. Ещё один… И ещё…

– Алло! Кого вам нужно? – женский голос в трубке был сухой и строгий.

– Пожалуйста пригласите Бориса Кирилловича… —

Молчание… Мертвое молчание – ни слова, ни вздоха, ни шороха – там, на другом конце провода тишина тянулась.

Полинька не выдерживает:

– Алло! Вы меня слышите? —

– Да, – тут же отвечает тот же сухой и строгий голос, и в этот раз звучал он ещё суше и строже. – Вы что… приезжая? —

– Да. —

– Борис Кириллович скончался 10 дней назад – объявил сухой женский голос. Короткий щелчок. Резкие прерывистые гудки.

Успенье – конец августа и «лету покрышка», крестьянскому году почти конец. В это время закончились полевые работы, собрали в колхозе урожай нового хлеба. Всем крестьянам выдали зерно мешками с колхозного склада (по трудодням – кому три кому пять мешков зерна и ещё другую продукцию колхозную: у нас семечки подсолнуха бабушка привозила два мешка, нажарит и ну, лузгать – шелухи возле лавки… подметай потом). Теперь все богачами стали, у всех в закромах свой хлеб… и в каждом дворе гонят самогонку. Проращивают зерно и на том и ставят брагу, в сельпо дрожжи все давно расхватали.