Виталий Денисов: Путешествие кота Бони, или за веткой сирени

На Белогрудке сидело сразу несколько желторотиков. Лежа на спине, он шевелил лапками и хвостиком, за которым несколько цыплят гонялись, сталкиваясь один с другим. Один желтенький пухнастик находился у самой мордочки Белогрудки. Он поворачивал головку и глазками-маковками попеременно смотрел на млеющего котенка, забывшего обо всем на свете, кроме игры.

Неожиданно Белогрудка захватил зазевавшегося птенца лапками и перекатился с ним со спинки на животик.

Цыпленок пронзительно запищал, трепыхая малюсенькими крылышками, и задергал в воздухе тонюсенькими лапками, так как Белогрудка стал на задние лапки, удерживал птенца на весу.

Кошка-мать внимательно следила за игрою котенка, готовая в любой момент в прыжке подправить возможную неловкость своего дитяти с пуховичком-цыпленком.

Со стороны, казалось, что все было хорошо, но появление мужчины и его долгое нахождение в доме Василисы все более настораживало кошку. Что-то подсказывало ей, что нужно срочно уводить в укромное место свое немногочисленное неуклюжее потомство.

Что касалось наседки-матери, то игровая идиллия на залитом солнцем дворе, по которому пробивалась изумрудной россыпью апрельская трава, то она до трогательности размягчала куриное сердце. Наседка-мать крутила головою в разные стороны и в удовольствии одобрительно негромко кудахтала, напоминая шмыгающим у ее ног птенцам о том, что она рядом – все видит и не допустит недружественных действий по отношению котят окруженных попискивающими цыплятами.

Время шло, и напряжение росло внутри кошки. Ей хотелось захватить за загривок каждого из разыгравшихся котят и быстро, от беды подальше, унести их под крыльцо, где она вывела свое потомство, и где они были бы, как ей казалось, в безопасности. Но как прервешь без осуждения то, что по нраву не только своему семейству, но и дружелюбному соседскому.

Кошка непроизвольно вздрогнула, когда отворилась дверь дома и во двор вслед за дородной Василисою с белым лицом, на котором выделялись темными полумесяцами брови и голубые, как небо, что висело над двором, добрые глаза.

Василиса заговорила, обращаясь к мужчине с уставшим лицом, своим ласковым, неспешно журчащим грудным голосом:

– Им всего по два месяца, Леня. Выбирай любого. Вон тот, белогруденький, самый игривый. Он понравится моей племяннице.

Страшные слова Василисы ударили кошку-мать страшнее стрекота ненавистной разбойницы белохвостой сороки и грома небесного вместе взятыми. Все похолодело в ее кошачьей груди, а родимые котятки, не чувствуя близкой беды, вовсю игрались с золотистой куриною порослью. И всех беззащитнее был теперь ее Белогрудка, безмятежно кувыркающийся вместе с беспрерывно цивкающими желтыми пятнышками.

Тень высокого незнакомца с седой прядью волос угрожающе упала на ее котенка.

Кошка не выдержала. Быстрее солнечного луча она метнулась к беспечно разыгравшемуся с цыплятами Белогрудке. Схватила свое любимое чадо за загривок и теперь уже, не обращая внимания на курино-кошачий этикет, потащила его к лазу под крыльцо. Обида на Василису, поднималась в ней. Она искоса бросала взгляды на нее и ненавистного ей мужчину, при этом больше на его плетеную корзину, которая пугала ее.

Кошка-мать спешно уносила дитя от греха подальше. Вместе с обидою на Василису и страхом за котенка она чувствовала острое желание, махнувши хвостом, в три прыжка перескочить подворье и оказаться со своей драгоценной ношею в темном спасительном подполье. Но семенящие позади два других чада заставляли ее то и дело останавливаться. Она оглядывалась на них и видела две большие угрожающие тени двигавшиеся рядом с ними. Сначала ей показалось, что это тени от куста сирени, но чем ближе она была с неуклюжими котятами к крыльцу – уже видно было и темное отверстие желанного лаза – тем плотнее тени накрывали семенящих позади нее котят. Кошка вздрагивала и поднимала голову, каждый раз убеждаясь, что это не куст сирени, а все тот же ненавистный мужчина. Сам мужчина был не страшный, даже добрый с лица, но его корзина внушала кошке неимоверный страх. Временами, у нее появлялась тлеющая надежда, что Василиса все же не позволит мужчине взять кого-то из ее беззащитных котят переваливающихся в беге. Они спешили из последних сил, а кошке казалось, что они не по возрасту медлительны и совсем не понимают той беды, которая нависла над ними.

Остановившись, мать-кошка опустила Белогрудку на траву и кинулась, к двоим безнадежно отставшим рыжим комочкам. При этом она не упускала из виду оценивающие взгляды незнакомца направленные на ее валкое потомство. Кровь остановилась в ее сердце, холодеющем от страха за своих детей.