Владимир Гурвич - Озарение

Дана действительно долго рассматривала его работы, но не только потому, что заранее наметила такой план. Они ей очень понравились, Нефедов сделал большой шаг вперед. От многих его картин она не могла оторваться, настолько прочно они приковывали ее взор. Ей даже не слишком хотелось расспрашивать о них, это была живопись, которая говорила сама за себя. Ее автор в свою очередь ничего не спрашивал, он только сопровождал свою гостью по этой импровизированной выставке и периодически бросал на девушку странные взгляды.

Потом они сели за стол. Нефедов поставил на него бутылку коньяка.

– Будешь? – спросил он.

– Буду, – ответила она.

Они выпили первую за их встречу рюмку. И Дана ощутила себя немного раскованней. Она посмотрела на него и поняла, что он ждет ее мнения. Значит, пора приступать к этому пункту.

– Паша, это просто замечательно! – искренне произнесла она. – Я не ожидала таково увидеть. Ты за тот год, что мы не встречались, кардинально изменил свою манеру живописи. Раньше ты тяготел к классическому письму и классическим сюжетам, а сейчас это совсем иной мир. Я даже не знаю, как его назвать, но могу сказать одно: он прекрасен.

Нефедов несколько мгновений задумчиво молчал.

– Ты все очень верно оценила, Даночка, – ласково назвал он ее. – Ты помнишь, как сильно я был приверженцем классических канонов. Мне это казалось магистральным путем для моего творчества. – Он замолчал.

– Что же изменилось? – спросила Дана. Ей, в самом деле, было это очень интересно и важно услышать.

– Давай выпьем еще по одной. Ты не против?

– Почему я должна быть против. Ты же помнишь, я всегда любила выпить.

– Помню, – коротко отозвался Нефедов. Он разлил коньяк.

– За что пьем? – спросила Дана.

Он посмотрел на нее.

– Не знаю. Просто пьем.

Они снова выпили.

– Все произошло после нашего расставания, – вдруг проговорил он. – Какое-то время мне вообще не хотелось писать.

– Тебе? – удивилась Дана. – Ты же не можешь и дня без этого.

– Представь себе, месяц не брал в руки кисть. Но при этом все время думал.

– О чем? Обо мне?

Нефедов кивнул головой.

– О тебе, но не только. Я вдруг стал думать о том, что классическая живопись в основном занималась тем, что отображала мир. И отобразила, все, что могла, она запечатлела разными способами. А потому нет смысла продолжать это занятие, даже если ты это можешь делать очень и очень хорошо. Нужно что-то совсем другое, то, что могу сделать только я и никто другой.

– И что же это, Паша? – с волнением поинтересовалась Дана.

– Те новые миры, которые возникают в моем воображении. Я прекрасно осознаю, что это тоже отнюдь не ново, в том или ином виде это бесчисленное количество раз было до меня. Да и есть сейчас. И все же я ясно понял, только это и интересно. Я вдруг вспомнил о том, что очень часто мне снятся очень странные сны, это какое-то буйство красок и необычных сюжетов и картин. Я понял, что все это не случайно, мне это дается для того, чтобы я все это отобразил. И я снова принялся писать. Что из этого получилось, ты только что видела.

– Да, получается замечательно, – задумчиво подтвердила Дана. – А вот мне ничего особенного не снится, так обычные скучные сны. А часто я вообще ничего не помню. Даже обидно.

– Но может быть у тебя другой путь. Я не видел твоих последних работ.

– Пожелаешь, посмотришь. Но это совсем не то, что у тебя.

– Каждый должен разрабатывать свое месторождение, – заметил Нефедов. – Найти свой путь совсем нелегко.

– Ты же нашел?

– Мне так кажется, но кто его знает, что будет дальше? В один миг может все изменится, как изменилось у меня.

– Видишь, каким полезным оказалось наше расставание, – улыбнулась Дана.

– Получается, что так, – согласился Нефедов. – Но это далось мне тяжело. – Он взглянул на Дану, и она прочла в его глазах призыв к ней.

Она грустно вздохнула. За то время, что они не виделись, Нефедов стал еще некрасивей. Он как-то усох, лицо стало желтоватым, скорей по причине того, что он чересчур много времени проводит в мастерской и совсем мало гуляет. К тому же если год назад он только начинал лысеть, то теперь у него были уже большие залысины. С каким удовольствием она бы сейчас встала и ушла. Но она не может себе этого позволить. Она наметила план и намерена его придерживаться.

– Я знаю, Паша, поэтому я и пришла к тебе, – сказала Дана. – Не только для того, чтобы посмотреть на твои картины. Я осознала, что неправильно себя повела. Ты понимаешь, о чем я?