Людмила Шевцова - Карцинома

– Может,… хватит? Ты ж запойный, не остановишься…

– Налей, не жалей, раз такой денек выдался, – твердо повторил Шурик. – Душевный разговор у нас получается. Давно вот так, по-человечески, ни с кем не говорил. У тебя, Палыч, душа есть. Хотя, врать не буду, с первого раза ты мне шибко не поглянулся. Но ты не побрезговал меня, лапотника, мужика холопского звания, за один стол с собой усадить, – высокопарно произнес Шурик, намекая, что он и с поэзией накоротке, – даже коньячком хорошим угостить. Пусть и дармовым, но угостил же? А на это нонче не каждый способен.

– Да что ты заладил «лапотник, да лапотник»! – резко оборвал его доктор. – Я, кстати, тоже из деревенских. И никогда этого не скрывал. Дворянских титулов себе не покупал, хотя и предлагали. Сейчас вон многие ломанулись к высокородным кровям примазаться. Только титулом-то душу еще никому не удавалось облагородить. Нас пятеро в семье было. Без отца жили. Мать все жилы порвала, чтобы нас на ноги поставить, – с горчинкой в голосе поделился доктор. – Я старший, так что соплей намотал на кулак – будь здоров! Не меньше твоего. Ладно уж, лечебная доза, – смилостивился Палыч. – Пятьдесят граммов в день разрешаю. Как лекарство, понял?! Больше – уже яд. Это я тебе как врач говорю. – Он налил лечебную дозу Шурику и после паузы продолжил. – А как мужик мужику скажу: нажраться до одури, ума большого не надо. А вот выжить! Это тебе не блоху подковать. Покруче мастерство требуется. Это тебе не систему критиковать. Себя надо перепахать! И понять, кто ты и зачем на этот свет явился?! Я ведь тоже мог, как и ты, на нее, проклятую, подсесть. Хватало поводов. Только, как бы я в глаза своей матери смотрел, а? Как?!

– Может ты и прав, Палыч, – тяжело вздохнул Шурик, но к стакану не притронулся. – Сам себе жизнь перекособочил. Но, ведь как получилось? Не отпускал я в Москву, дочку-то, учил жить на земле. А она все равно сбежала. Тайком! Ночью! Умница, красавица, на олимпиадах первые места ее были. А тут, как перестройка-то началась, будь она трижды проклята, по телевизору такая «красивая жизнь» пошла… Будто, кроме олигархов и бандитов, у нас в стране и нет никого, – Шурик опять распалился. – А про работу, простую работу, которая их же и кормит, ни слова! Про землю нашу, что бурьяном зарастает! Помню, мальцом был, родители меня с собой в поле брали и наказ давали: «Смотри, сынок, как кормилица наша просыпается. Теплом задышала. Сеять пора». А может, у нас уже и нет больше такой работы, чтобы простого мужика кормила досыта? – с грустью спросил Шурик. – Послушай, Палыч, ты мужик умный, вот объясни мне, где они свои миллионы зарабатывают, а? Почему по ящику целыми днями только поют да пляшут? Едят и худеют? Вот и моя Светка в Москву за сладкой жизнью сбежала, по телевизору сказок нагляделась. Два года уже ни слуху, ни духу! У тебя тоже дети, должен понять, каково это?!

– Ты ее искал? – спросил доктор.

– Искал, конечно. Она, знаешь, что мне выдала? Стыдно признаться, ну что поделаешь: «Что ты, говорит, за отец такой, ни машины, ни квартиры мне не подарил. Да и одет ты как колхозник». – Шурик понуро опустил голову и сел на стул.

Палыч его не перебивал, понимал, что Шурику необходимо выговориться.

– Ну, тут я, знамо дело, не сдержался, – продолжил Шурик свою горькую исповедь – Врезал ей! Первый раз врезал. По мордам! Светка, конечно, испугалась, обиделась. Жена ее сторону приняла. А я что? Я и есть колхозник! – он вскочил как ужаленный и с такой болью выпалил. И горжусь! А она своего отца стыдится! Как можно такое пережить?!

Он сел на стул, опустил голову, на его бледном исхудавшем лице заходили желваки.

– Запретила нам дочка с нею знаться, чтоб мы ей биографию не портили. Сказала своему мужу, что она круглая сирота. Родители погибли в авиакатастрофе. А мы и на самолете-то ни разу не летали! Представляешь, Палыч, заживо похоронила! – голос Шурика сорвался, но он подавил в себе приступ отчаяния. – Муж-то у нее при деньгах. Я его никогда не видел, но справки окольными путями навел. А как иначе? Мое ж дитя, сердце-то все равно болит. По слухам, он постарше меня будет. Вот скажи, Палыч, я для того ее растил, чтоб она за старика замуж вышла? Купил он ее с потрохами! И увез за кордон. Ни телефона, ни адреса у нас нет. Вот где моя вина? Я ведь жил ради нее! Кто ее перестроил в другую шеренгу? Кто перековал? Не знаю!

– Как отец, я тебя прекрасно понимаю, – после паузы сказал доктор. – Постараюсь что-нибудь придумать, чтобы ускорить твою очередь на квоту. Бумаги завтра же оформлю, используя, так сказать, свой административный ресурс. Операция предстоит дорогостоящая, с квотой могут затянуть. Но если в департаменте здравоохранения отблагодарить, ну, того, кто квоты распределяет, то деньги могут выделить побыстрее. Тысяч пятьдесят придется дать. У них там свой бизнес. Но об этом никто не должен знать. Сам понимаешь, таких вещей я не должен никому говорить.