– Мы уезжаем! – приказным тоном, чеканя каждый слог, постановил шпрехшталмейстер и запрыгнул обратно в арендованный транспорт. – Зрители могут получить свои деньги обратно в билетной кассе.
– Ах ты гном сутулый! – напряглось было крестьянство, но миролюбие и гуманизм взяли верх: мутузить кичливых заезжих люди раздумали. – Валите отсюда, букашки!
Под улюлюканье и свист неудовлетворённой публики незадачливые гастролёры безропотно укатили прочь. А Никиткин папаша на прощанье исполнил свою версию хита певца и композитора Малежика:
– А у лилипутика отросток меньше лютика! – сопровождая пение красноречивой демонстрацией, исполнил он мимо нот и, схватившись за выпрыгнувшее из-под короткой майчонки пузцо, театрально закатился от хохота.
Лишь глуховатый мим в замызганном костюме Пьеро, как всегда, ни черта не расслышал, всё самое интересное пропустил и добирался потом пешком самостоятельно, хоть и было пути сорок две извилистых версты по пригоркам и буеракам.
Сдав на неполное среднее, Никитка вопреки родительской воле навострил лыжи в районный центр. Там посреди пугавшего ветхостью частного сектора возвышалось четырьмя исполинскими этажами капитальное строение профессионально-технического училища. В нём седовласые, по-отечески мудрые и справедливые наставники обучали слесарному, токарному и фрезерному ремёслам не хватавших звёзд с небес оболтусов.
Подросток из многодетной семьи смекалистостью явно выбивался из общего числа, был пытлив и тянулся к знаниям, благодаря чему освоил сразу три специальности и имел одни пятёрки по общеобразовательным предметам. Это приравнивалось к школьной золотой медали и давало право на сдачу только одного вступительного экзамена в институт.
За высшим образованием надобно было переезжать в столицу области. Дорога на лошади туда была утомительной, а на поезде – сущие пустяки. И вот уже через каких-то десять часов у входа в приёмную комиссию топтался в стоптанных кедах абитуриент Ермолаев. При нём имелись все нужные для поступления документы. Бумаги лежали в изъеденной временем кожаной офицерской сумке, в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году принадлежавшей ротмистру Лемке из штаба Добровольческой армии Юга России. Запачканного сургучом белогвардейца с секретным пакетом от самог о барона Врангеля, проявив находчивость, взял под Царицыным в плен и собственноручно шлёпнул за нужником для членов Реввоенсовета прадед Никиты – красный командир Тимофей Никитич Ермолаев.
Впоследствии за беспощадность к врагам революции смекалистого большевика премировали именным станковым пулемётом «Максим». Впрок, однако, награда не пошла. В тридцать восьмом её при обыске конфисковали сотрудники НКВД, явившиеся на зорьке арестовывать бывшего героя Гражданской войны за участие в бухаринско-троцкистском заговоре. А сумка и по сей день верой и правдой служит Никите, всеми фибрами души ненавидящему барсетки и их владельцев.
Итак, написал на пятёрку ладно складывавший слова в предложения юноша оригинальное сочинение о косвенной причастности похотливой Наташи Ростовой к гибели аристократа Андрея Болконского и был зачислен первокурсником в машиностроительный на факультет роторных молотилок. К студенческому билету прилагались талоны на гречку и бесплатная койка в общежитии по улице Бормана.
Да-да, не удивляйтесь: первым в истории председателем тутошнего исполкома был большевик Мойша Лазаревич Борман, репрессированный, в сущности, из-за пустяка: подумаешь, помочился прилюдно по пьяни на клумбу подле памятника фаворитке Ильича Инессе Арманд. И не на потеху окружающим, а лишь в силу рвения доказать сомневающимся плодотворное воздействие минеральных солей на морозоустойчивые луковицы тюльпанов из лаборатории академика Трофима Лысенко.
За годы учёбы Никита возмужал, заматерел, лишился девственности и народными средствами дважды вылечил испанку. Набрался, так сказать, знаний и подготовился к самостоятельной жизни. И хоть обязательного распределения в нашей стране на тот момент более не существовало, с денежной работой пришлось повременить.
Произошло это по воле военкома, благодаря своей неподкупности ставшего однажды героем телепередачи «В гостях у сказки». Он с презрением отказался от худого конверта со взяткой и направил новоиспечённого лейтенанта служить за жалкие гроши в ремонтную зону орденоносной танковой дивизии, расквартированной у конечной остановки двадцать седьмого трамвая за прятавшимся в раскидистых кустах душистой сирени невзрачным бетонным забором, на котором исполинскими буквами с признаками каллиграфии какой-то правдоруб вывел разоблачительную надпись: «Прапор – вор!».
Читать дальше