Михаил Земсков - Сектант

– А организовывает всю поездку Давид, – как будто это имя должно было иметь для меня решающее значение.

– Это что за хрен с горы? – Безразлично спросил я.

Виталик растерялся:

– Я же тебе рассказывал… Очень продвинутый мистик, свои практики ведет… Он говорит, что наша жизнь – иллюзия, а те, кто нами управляют, с детства программируют нас на то, чтобы мы не могли увидеть реальность.

– Фигня все это… – Мои губы скривились в презрительной усмешке.

Я второй раз видел этого человека. Может быть, третий. В московском мегаполисе это должно удивлять, но меня не удивляет. Все бывает. Я больше взволнован тем, что он одет в тот же самый пиджак, в котором я видел его в первый раз. По какой-то необъяснимой причине это кажется гораздо более подозрительным. Я еще не боюсь, но уже насторожен. Я всегда помню, кто и зачем может меня преследовать.

Бегу по эскалатору метро вверх, быстрым шагом прохожу через турникет, ныряю в двери, оказываюсь на улице, потом в подземный переход и на другую сторону садового кольца.

Выйдя из магазина, я неторопливо брел мимо бутиков, сверкавших красками, огнями. В витринах – кофточки, топики, юбочки, брючки, шляпки, сумочки, туфельки. Разные цвета, разные ткани. Какую бы одежду носило наше тело, если бы оно состояло только из сердца или только из души?

По проезжей части неслись машины. Вдруг я заметил какое-то движение с противоположной стороны – от бутиков. Повернув голову, увидел, как за стеклом витрины сдвинулся с места манекен. Немного, почти незаметно. Или мне показалось? Я зашагал быстрее. Что происходит? Есть ли хотя бы один человек среди моих знакомых, кто мог бы объяснить мне, что происходит в этой странной и бессмысленной жизни?

В переходе я остановился у ларька купить горячую ватрушку и питьевой йогурт. Протянул продавщице сторублевку. Она вытащила из микроволновки булочку, сунула ее в пакетик и вручила мне. Посчитала десятирублевые бумажки, мелочь и небрежно выложила все на блюдце. Я не глядя сложил купюры, собрал монеты, сунул их в карман и пошел дальше. Вдруг в голове срабатывает: «что-то не так». Я вытащил деньги из кармана, пересчитал. Действительно, не хватало пятидесятки.

– Вот блин… – Развернувшись, я пошел обратно к ларьку с выпечкой. Дойдя до него, увидел в нескольких метрах от себя знакомый пиджак и очки. Мужчина, как ни в чем ни бывало, свернул влево, зашел за колонну и смешался с толпой.

Я остановился как вкопанный, попытался проследить взглядом за своим преследователем, но он исчез в бесконечном потоке людей. Я забыл о том, что меня обсчитали. Продолжая искать взглядом в толпе черный пиджак, пошел ко входу в метро.

Страх неизвестности и неопределенности. Кто-то сумел разворошить прошлое. Кто-то нашел меня. Скорее всего, милиция. Но только почему они не арестуют меня сразу, а ведут глупую, непрофессиональную слежку? Я вошел в метро, поехал вниз на эскалаторе. В груди быстро и необратимо осела холодная тяжесть.

Рисуя сотни раз в своем воображении картину того, как меня поймают, я никак не мог представить себе эту холодную вибрацию страха внутри, отвратительную в своей всепроникаемости и давлении на все клетки тела.

Приехав домой, сделал себе бутерброд, потом еще один. От телефонного звонка екнуло сердце. На какую-то долю секунды возникло желание не поднимать трубку.

– Алло, – нарочито громко и бодро ответил я.

– Привет, – чуть охрипший голос Виталика.

– Здорово. Как дела?

– С почтой что-то случилось. Ящик не открывается. Че, может, в кино сходим?

– На что?

– Не знаю, посмотрим.

Оставаться дома в моем параноидальном состоянии не было никакого желания…

Повесив трубку, я посмотрел в зеркало. Люблю смотреть на свое отражение. Поправил прядь волос, исследовал поры кожи на носу, встретился взглядом с самим собой. Долго, с любопытством и неким особенным удовольствием смотрел в свои глаза.

В вагоне метро людей немного. Я оглядывался по сторонам, смотрел на рекламные постеры. Вдруг почувствовал чей-то взгляд. Медленно обернулся. В глубине вагона, за чьими-то плечами, спинами и головами развевались волосы девушки, пытаясь остаться в ее прошлом. Внутри меня похолодело. Та же девушка, с которой в детстве мы ехали в одном поезде и, стоя в разных концах вагона, заворожено наблюдали за рельсами и проводами. Тоскливо сдавило сердце оттого, что я и сейчас не смогу приблизиться к ней и никогда не узнаю, кто она – столько холода в ветре ее волос.