Расселл Дайер - Одиночество Лины

Она покачала головой.

– Воды хочешь?

Он встал и, не дожидаясь ответа, начал наливать ей в чашку воду из пластикового кувшина горчичного цвета.

– Нет, спасибо, – сказала она, все еще улыбаясь.

Он дал ей чашку. Женщина отпила немного, а затем, поблагодарив, вернула ему чашку. Он сказал «на здоровье».

Лина смотрела, как ее соседка по палате пьет из чашки, и ей тоже захотелось пить. Еще хотелось, чтобы кто-нибудь налил ей в чашку воды. Она и сама могла – на ее тумбочке тоже стоял пластиковый кувшин, но решила прежде ополоснуть рот. На губах все еще чувствовался металлический привкус. Пить она передумала, лишь закрыла глаза и сама не поняла, как заснула.

Между ней и этой женщиной задернули занавеску, и они не видели друг друга. Но в палате стало светлее: включили все лампы, да и дневной свет стал ярче. Было утро. Она слышала, как люди живо о чем-то болтали. Мужчины и женщины, все разного возраста. Среди них была маленькая девочка, лет шести. Лина пыталась различить голоса в этом сонме разговоров, людей разного пола и возраста. Кажется, там слышались голоса гордых бабушек и дедушек, тетей и дядей, и вроде бы друзей, но их было слишком много в этой слишком маленькой палате.

Она слышала странные короткие звуки, выражающие недовольство. Очевидно, это пищал младенец. Как только младенец издавал какой-нибудь чих, или писк, все сразу принимались одобрительно комментировать.

Лина закатила глаза: ей не нравилось это идолопоклонство.

Тут она вспомнила про маленькую девочку в этой толпе посетителей. Малышка прислонялась к занавеске, как будто это стена. Когда девочка отклонялась, то чуть не падала, но все равно продолжала отклоняться. Кажется, ей просто хотелось посмотреть, кто там, за занавеской.

Лина непроизвольно улыбнулась девочке, но улыбка сразу перешла в усмешку. Девочка улыбнулась в ответ, сказала: «Привет!» – дружески и невинно.

Лина поймала себя на мысли, что ей совсем не нравится это вторжение. Это удивило ее, поскольку детей она любила, но, видно, из-за боли в ней взыграли эти низменные чувства. Все же эта девчонка пробудила в ней что-то, что она не могла объяснить, что-то, к чему не хотелось быть причастной. Она желала прогнать эту девчонку, сказать, чтобы та не лезла не в свое дело и вообще не вмешивалась в ее жизнь. Она знала, что это будет ужасно, и что это будет не она, если скажет это ребенку. Неожиданно из-за занавески выглянула какая-то женщина и крикнула девочке отойти от занавески.

Кто-то сказал, что это вообще-то послеродовая палата и как странно, что здесь еще и другие пациенты. Новоиспеченная мама сказала шепотом, но достаточно громко, чтобы все вокруг услышали:

– Мне медсестра сказала, что у нее был выкидыш.

– Ох, бедняжка, – сказала пожилая женщина, очевидно бабушка.

Последовали возгласы и бормотания сочувствия. Девочка заглянула за шторку и печально посмотрела на Лину. Лина тепло улыбнулась, на этот раз без отторжения. Ей нравилось это сочувствие, но девочку опять кто-то резко одернул.

– Все равно, ей нельзя быть в этой палате, – сказал тот же самый голос, продолжая протестовать.

– Я знаю, но медсестра сказала, что другие палаты переполнены, и это в виде исключения, – объяснила новоиспеченная мать.

– Все нормально. Я не возражаю.

– А где отец у этой несчастной? – громко прошептал один из дедушек.

«И где это, правда?» – подумала Лина. Когда произошла авария, машину вел он. Сам отделался лишь легким испугом и незначительными повреждениями: никаких переломов, никаких потерь и беспокоиться не о чем. «Но зато когда он придет, то без потерь не обойдется – меня-то он точно уже потерял», – подумала Лина. «Ну и пусть, что подумает, что потеря-то невелика», – ухмыльнулась Лина. Она вдруг остро почувствовала злость к нему, как будто вся ее способность ненавидеть вдруг сфокусировалась на одном человеке.

Какая-то девушка, предположительно кто-то из теть малыша, одернула дедушку, сказав: «Ну папа, не так громко! Она же слышит».

Лина услышала, как шелестит больничный халат. Недавно родившая пациентка, наверно, поворачивалась на другой бок. Затем она же спросила:

– Милый, к ней же никто не приходил, верно?

Вопрос, вероятно, был направлен отцу.

Ее молодой муж заключил в умном тоне:

– По крайней мере, я не видел.

– Так нельзя! Просто ужас, – сказала вторая бабушка.

– Я вообще сомневаюсь, что отец существует, – вступил вновь первый дедушка, теперь уже тише.

Но отец у ее ребенка правда был, и его зовут Мишель. По его вине все и произошло: по его небрежности она забеременела, из-за его разгильдяйства потеряла ребенка.