Дебра Дайер - Испытание мечтой [В дебрях страсти]

Рио-де-Жанейро, 1886

— Мисс Витмор, вы ведь не собираетесь идти к нему прямо сейчас. — Барнаби бросился вслед за Кэтрин Витмор, решительным шагом направлявшейся к кабинету, его башмаки гулко стучали по стертым половицам казино.

— Мистер Шаллин, ваш хозяин умудряется все время быть занятым, я не могу застать его целых три дня. — Кейт бросила взгляд на сцену и на миг застыла. Четыре женщины в красных юбках, едва прикрывавших им бедра, размахивали ногами под хриплые звуки расстроенного фортепиано. Видимо, мистер Маккейн не слишком уважал женщин.

— Мисс Витмор, я думаю, он согласится принять вас, вы только подождите, сейчас я переговорю с ним.

— Вчера утром я прождала два часа, насколько я помню.

— Он был в самом деле очень занят, — сказа т Барнаби, хватая ее за руку.

Кейт остановилась. Она посмотрела на маленькую мужскую руку, вцепившуюся в ее рукав цвета слоновой кости, потом взглянула прямо в темно-голубые глаза Барнаби Шаллина.

Он отдернул руку.

— Приношу вам свои извинения, мисс.

— Мистер Шаллин, мы собираемся возвратиться в Пара завтра. Я обязательно должна поговорить с ним сегодня.

Она двинулась дальше по грязному полу. Застоявшийся запах пива и табака, он просто преследовал ее на пути в кабинет Девлина Маккейна, порочность этого места ощущалась даже сейчас, днем.

— Но мисс Витмор, вы меня не поняли. В это время Дев обычно…

— Я поняла, что мистер Маккейн избегает меня. Но это ему не удастся. Мне необходимо поговорить с ним.

— Но мисс Витмор, я думаю, вы…

Не постучавшись, Кейт открыла дверь в кабинет и перешагнула через порог.

— Мистер Маккейн, я…

Она запнулась, все слова застыли у нее в горле. Девлин Маккейн как раз выходил из ванны, которая располагалась у дальней стены, под окнами. Когда открылась дверь, он замер, стоя одной ногой в воде, и уставился на Кейт.

О небеса! Она никогда прежде не видела мужчину без рубашки, а уж чтобы вообще безо всего… Смущенная и зачарованная, она не могла отвести от него взгляд. И ничего не могла с собой поделать. Так смотришь на какого-нибудь великолепного дикого зверя на берегу ручья.

Влажные черные волосы падали вдоль щек чуть ниже ушных мочек и на концах завивались. Черты его лица были резкими и суровыми, чересчур строгими по викторианским канонам, признающим лишь утонченную мужскую красоту. Однако он завораживал. Ошеломлял. Как какой-то принц из древнего рода.

Солнце пробивалось сквозь закрытые ставни и золотило мягкую влажную кожу на этих широких плечах, на мускулистом стройном торсе.

От этого мужчины веяло мощью. Она пульсировала в его мускулах. Мощь, поглощающая все вокруг, подобно жадному пламени… Она наконец с трудом перевела дух.

Густой слой великолепных черных завитков покрывал его широкую грудь, сужаясь в тонкую линию, которая шла по плоскому животу, чтобы затем снова расширится вокруг … Боже мой! Дрожь сотрясла ее с головы до ног. Она отвела глаза от его тела и столкнулась со взглядом мистера Маккейна.

Эти глаза! Даже при тусклом освещении они мерцали, как серебро при лунном свете. Подобно прекрасному дикому зверю, он абсолютно не смущался своей наготы, его, по-видимому, даже забавляло то, что он на нее произвел такое впечатление. Он, похоже, прекрасно понимал, что с ней творится.

Кейт резко развернулась, отворачиваясь. Ее щеки горели тем же огнем, которым обжег ее воображение этот образ, воплощающий мужскую силу и мощь. И каким-то непостижимым образом этот жар с ее щек распространялся глубже, внутрь ее тела, и сконцентрировался в самом низу живота. Такого она никогда прежде не испытывала.

— Мистер Маккейн, почему вы принимаете ванну в кабинете?

— Ну что мне вам сказать, мисс Витмор… вы ведь мисс Витмор, правда?

Его голос был низким и очень серьезным, он слегка растягивал слова, вызвав в ее памяти несколько знойных дней, проведенных с отцом на лингвистических занятиях в Новом Орлеане. Впрочем, время и пребывание вдали от родины явно сгладили его акцент.

— Я Кэтрин Витмор. Дочь Фредерика Витмора. — Услышав мягкое трение полотенца о кожу, она закрыла глаза. Как она ни старалась, она не могла не думать об этой нежной, гладкой, отливающей золотом лучей коже, которую ласкало белое полотно.

— Надеюсь, вы извините меня, если я вас немного задержу, хотя бы брюки надену.