Леонид Ефремов - Право на выбор. Повести

И вот, когда его в очередной раз привели на допрос в землянку к особистам, Перов понял, что скоро участь его будет решена. От него, по сути, уже ничто не зависело. Рядом с ним стоял захваченный адъютант со связанными руками и окровавленным лицом. В землянке ещё находились садист – старший лейтенант, – его начальник из НКВД – майор, – а также начальник разведки, представитель штаба армии, писарь и незнакомый ему мужчина в штатском. По-видимому, переводчик. Всё было предопределено. Сейчас немец даст показания, что майор выстрелил генералу в голову с расстояния в пару метров. Это не сошло бы с рук даже солдату-первогодке с плохим зрением, а уж ему – профессионалу… Тут и доказывать ничего больше не надо было. А понятие аффекта или душевного состояния при потере боевого товарища таким воякам, как старший лейтенант, ни разу не бывавшим ни на линии фронта, ни тем более за ней, было неведомо.

После того, как штатский перевёл последний ответ на вопрос о случившемся с генералом, старлей довольно улыбнулся, разведя руки в стороны. В отличие от него, пленный немец бросил на Перова сочувствующий взгляд.

– Ну что, майор? Сколь верёвочке ни виться, а конец для предателя один! – радостно подытожил окончание допроса старший лейтенант. – Жаль только, что лейтенанта там похоронили, а не с собой через линию фронта перетащили, – сказал он небрежно, словно это был не человек, а мешок с картошкой. – Но оно и понятно: зачем тебе, майор, лишние проблемы? Может, ты в параллель с генералом и ему в спину стрельнул? Для надёжности, а?

Перов и так еле сдерживался. Он увидел, как заходили желваки на лице начальника разведки при словах этого молодого сосунка. Но, когда особист оскорбил память о Серёге, майор не смог вытерпеть:

– Не тебе, лейтенант, на такие темы рассуждать, – сказал Перов, специально занизив его звание. – Ты хоть наших, хоть немцев в равных условиях встречал? Не связанными? Устал я от тебя, лейтенант. Ты, конечно, парень неплохой, с фантазией, – спокойно продолжил он, просчитав ситуацию за считаные секунды и начав импровизировать на ходу: – Вот, ножичек мне подбросил – думал, я после твоих допросов вены себе вскрою? Нет, сопляк! Я по-другому поступлю.

Старлей побледнел. Переводчик, вообще, спрятался под стол. Второй НКВДшник потянулся было к кобуре, но начальник разведки аккуратно перехватил его руку. Он один знал, что в отношении майора по прозвищу Смерть это было бесполезно. Если он не блефует и у него есть нож, то в тесном пространстве землянки у них нет против него ни одного шанса. А нож у Перова был на самом деле и спрятан был за спиной.

– Попробуй взять живым хотя бы одного настоящего фрица. Только живым!

С этими словами майор вытащил нож и, одним движением разрезав верёвку на руках пленного, метнул его точно в синюю фуражку старлея, висевшую на гвоздике у окна. Затем, бросив в сторону немца фразу по-немецки: «у тебя есть шанс умереть достойно», быстро вышел из землянки. Он только и успел сложить руки за спиной да сказать конвойному, что его приказали отвести обратно, как раздались выстрелы. Перов усмехнулся: «Живым, конечно же, не получилось».

А дальше были дознание, допросы и суд. Ему повезло. Но, как говорят, везёт сильнейшим. Тогда, в землянке, он всё правильно просчитал, и это дало возможность получить не расстрел, а пятнадцать лет лагерей. Хотя за такое, как сказал один из НКВДшников, и расстрела мало! Но свидетелей инцидента хватало. А с учётом того, что представитель штаба армии и начальник разведки изначально были на стороне майора, то дело могло принять неприятный оборот. Ведь почему и как у Перова оказался нож, который старлей конфисковал у одного из его подчинённых, установить так и не удалось. Значит, вина за произошедшее могла повиснуть на старлее и коснуться всего начальства НКВД по возрастающей. А как получилось, что четверо вооружённых офицеров, двое из которых являлись доблестными представителями НКВД, не смогли повязать одного безоружного пленного немца, который мог ещё многое рассказать, было за гранью понимания. Вопросов было много, и все они были не в пользу представителей всесильного ведомства. Поэтому, дабы не выносить сор из избы, и было принято решение: заменить расстрел пятнадцатью годами лагерей.

От воспоминаний Перова оторвала пронизывающая тело прохлада. Он снова закрыл глаза. Сосредоточился и стал проделывать необходимые упражнения. Когда по телу вновь разлилось тепло, бывший майор мысленно вернулся уже к делам настоящим.