Владимир Козырев - Геометрия времени

Ночью я не спал. Я старался понять, что же теперь делать. Наивно, конечно, ведь Кристина моей еще не была, а я уже думал, как же буду жить без нее. Я полагал, что никого больше у меня не будет, и не знал, что жизнь только начинается.

Через месяц после этой ночи мы с Кристинкой первый раз поцеловались. Затем отношения развивались по-всякому. Она и прогоняла меня, и возвращалась обратно. В мае 1974 года я, Шурик и Кристинка уединились в квартире Елены Владимировны, рассказ о которой еще впереди, для подготовки к экзамену по экономической кибернетике.

Вечером Мельников ушел, и мы с Кристинкой остались одни. Мы сидели на кушетке при свете ночника. Я поцеловал ее щеку и вдруг начал целовать всю: руки, шею, губы. Трогал ее руками, пытаясь раздеть. Возбуждение достигло наивысшей точки. Вот мы легли уже голые, и я пытаюсь что-то сделать со своим членом. Тот принял небывалые ранее размеры, и я никак не мог обнажить головку – было очень больно. Я пытался войти внутрь – боль становилась еще сильнее. И вдруг эрекция закончилась. Я был совершенно бессилен. Кристинка лежала неподвижно и никак не пыталась мне помочь. Только много позже я понял, что она была девушкой, и я не мог проломить ее сопротивление. Я был в отчаянии. Кристинка все приняла совершенно спокойно и ни единым словом не упрекнула меня. В течение всей ночи брался за дело несколько раз, все с тем же удручающим результатом. Утром разъехались по домам – она просила не провожать ее.

А летом мы вдвоем поехали в Крым. Жили в маленьком сарайчике, в котором стояла одна большая кровать, и оставалось совсем немного пространства, чтобы встать с этой кровати. Окошко было завешено пожелтевшей марлей. Постепенно все наладилось. Мы занимались любовью по несколько раз в день. Утром шли на местный базар и покупали 4 персика по 30 копеек за штуку. Потом море, солнце, путешествия. О возможности брака я никогда не задумывался. Я не знал, что это такое. А жизнь тем временем начинала поворачиваться новой гранью.

Была осень 1974 года. Собралось несколько человек: Кристина, Володя Харченко, Володя Боровко (в просторечии Бен), Фима и я. Сбор происходил в комнате, которую снимал для себя Мельников, уехавший в эти дни на свою историческую родину в г. Иваново. Тему держал Бен. Большой, красивый, голубоглазый и кудрявый, он не выпускал из рук гитару и пел неплохо поставленным голосом песни собственного сочинения. Только потом я понял, что песни эти так себе, Бену явно не давала покоя слава Высоцкого, и он выдрючивался, как мог. Харченко слушал его, широко разинув рот. Сам Харченко был довольно неплохим художником, я познакомился с ним в Крыму, где он писал мой портрет. Кристина пребывала в состоянии вдохновения, так же не спуская глаз с Бена. Фима откровенно скучал и потягивал сухое вино из огромного бокала. Когда Бен, наконец, устал и смолк, завязался незатейливый разговор про товарища Сталина. Кристина водрузила на голову Бенову шляпу и сияла глазами. Ближе к ночи все пошли гулять. В какой момент Бен с Кристиной исчезли и куда они направились – мне неизвестно. Помню только, что вернувшись обратно в Мельниковские апартаменты, я зарыдал громко и неудержимо. Харченко как мог старался меня успокоить. Фима положил мне руку на плечо и сказал:

– Володь, я понимаю, что все это очень больно. Ты просто первый раз столкнулся с реальностью.

Я кивнул, давясь слезами:

– А она… она вернется? – спросил я.

– А куда она денется, – сказал Фима. – Жизнь, как правило, скупа на возможности.

Я заснул лишь под утро, куда-то провалившись.

Весь следующий день Харченко бегал за вином, и домой я вернулся уже к вечеру. Часов в 11 набрал Кристинкин номер.

– Ну что? – спросила она.

– Где ты была?

– А это тебе очень важно знать?

– Да, – ответил я.

– В таком большом четырехэтажном доме, – сказала она, – называется общежитие.

– Зачем, зачем ты это сделала?

– Знаешь, Назаров, не приставай ко мне. У тебя своя жизнь, у меня своя.

И повесила трубку.

Через несколько дней я встретил Бена в студенческом общежитии на Стромынке. Мы сидели в комнате вдвоем.

– Володя, – начал я, – она ведь тебе не нужна. Ты женат. А она пропадет. Сделай же что-нибудь.

– Хорошо, – сказал Бен. Достал бутылку вермута. – Выпить хочешь?

И мы распили ее, эту бутылку.

Вечером я писал письмо Ане Орловой, жене Ивана, Мельниковского друга. Месяц назад я провожал эту Аню с маленьким сыном в аэропорт – она летела в Вильнюс. Жила она в одном из промышленных городов Украины, а в нашем институте училась заочно. Замужем за Иваном была три года. Так вот, я писал этой Ане письмо, в котором излагал все, что со мной случилось.