Владимир Козырев - Возвращение

Невидимой сетью опутаны души,
И жилы не в силах удерживать кровь,
А слово поэта все глуше и глуше,
Как падают в траву незрелые груши,
И голос дробится о выступы строф.

Мы ходим на службу отсчитывать будни,
Нам утро не в радость и вечер в укор,
Казалось бы, сеть уничтожить не трудно,
Да можно ль вести океанское судно
По вольной стремнине, катящейся с гор?

Серьезные лица, усталые взоры,
И твердая вера в спасительный труд, —
И души заносит губительным сором,
А зимы мелькают лиловым узором,
И весны бегут вереницей минут.

Столетье бесславно подходит к финалу.
Итоги подбиты и можно во гроб.
Мы много читали, а знаем так мало,
И хочется верить, что можно сначала
Наметить пунктиры извилистых троп.

И вдруг, как бы разом опомнившись всуе,
Мы вспомним себя и, нацеливши взлет,
На пыльном асфальте рапирой рисуя,
Распутаем душу, девчонку босую,
И хлынут поэзии вольные струи,
Взрывая сковавший нас призрачный лед.

Читаю: «Ночью выпал снег» —
И кажется: беда.
Но город ночью был во сне
И снега не видал.
И как он падал – разбери:
Метелью иль шатром?
Мы ночью жили взаперти,
А утром грянул гром.
Не видел снега ни один
Читатель этих слов.
Ложился белый господин
За гранью крепких снов.
Я знаю, ночью выпал снег
Завесой белых масс.
А зыбкой зимней белизне
И дела нет до нас.

Вот и космос-танцор кастаньетами вдруг застучал.
За надменным зрачком ни лучей, ни усталых светил.
Завершается ночь и приходит начало начал,
Лишь мерцает светильник, который ты сам засветил.

Бога нет в небесах, значит, некому стало решать.
Следом старость идет, и кого я ищу – не пойму.
На экране слепого кино невозможно дышать,
Дым прожектора сеет хаос, означает войну.

Звездный свет обветшал и пролился дождем в эту ночь.
Звери вышли из клеток, и будет им что на обед.
И по плоским камням горизонт, убегающий прочь,
Размыкает пространство пустыми хвостами комет.

Не ведаю, чем кончится сегодня,
Один из вереницы зимних дней.
Пространство за окном в одном исподнем
На пуговицах бронзовых огней.

Покрыты мраком стены башен, двери,
И окна, где не пьют и не гостят.
Укутал сон углы, мечты, постели,
Волокна плоти на седых костях…

Но как ни странно, ночь живет и слышит,
Как Себастьян небесный перезвон.
И воздух смолк. В углах затихли мыши.
А что потом: кабак, подъезд, притон?..

Молчит Луна, ночных огней царица
И неба редкозвездная печать.
Не ведаю, чем кончится страница,
О Господи, но надо промолчать.

На карте мира в бледно-красный цвет
Раскрашена, разлита по широтам,
Страна-растлитель и страна-поэт,
Пропитанная завистью и потом.

Страна бесправья и страна надежд
Не извлекла из прошлого урока.
Под властью коронованных невежд,
Ты внемлешь предсказаньям лже-пророков.

Многострадальна проклятая Русь,
Задавленная собственною силой.
Но если вновь на Землю явится Иисус,
Уверуйте: родится он в России.

Я не пишу банально и понятно,
Лишь оставляю теневые пятна
В квадрате разрисованном так ярко,
Как Вечный город под небесной аркой.

И что есть жизнь, а что творенье Бога
С годами забываю понемногу.
Что происходит за границей мира,
Кому принадлежит моя квартира?

Вопросы эти прежде не на шутку
Меня терзали, было просто жутко
И жить, и спать, особенно в квадрате
Пустой и неухоженной кровати.

Ходить в театры, парки, рестораны,
Считать рубли в обтрепанных карманах
И пить коньяк на ледяных аллеях
И прочих сходках… кажется, старею.

Завел привычку ничего не помнить.
На зов грозы не выходить из комнат.
Не обращать внимания на женщин
И утруждать перо как можно меньше.

Конец всему и, может, даже смерти.
Забыл обратный адрес на конверте
Её посланий и сакральных мыслей,
Её стихов и проч. в таком же смысле.