Борис Алексеев - Стая

Пухловский попытался возразить очкарику, но не успел сказать и двух слов, как парень взмахнул рукой и заорал на всю аудиторию:

– Хрена вам!..

К нему подбежали несколько парней и попытались успокоить крикуна, но в этот миг ещё один «оратор» сорвался с дальних рядов, протиснулся к кафедре и визгливым голосом заорал:

– Братва, тусит препод! Валим отсюда!

Что только ни случается с человеком, когда он, «з вернее, не желая включить мозги, машинально подчиняется внешней крикливой доминанте? Наверное, им руководят два тайных пережитка прошлого: некое комфортное ощущение личной защищённости в однородной среде – в стае? И в то же время, возможность реализовать чувство дикаря-разрушителя, от которого нас, видимо, никогда не избавят ни развитие цивилизации, ни собственные духовные упражнения.

Да, опыт далёкого по времени (а может, и не такого далёкого!) «натурального дарвинизма», когда нашим предкам приходилось отстаивать право на жизнь методом естественного отбора, сформировал те самые пережитки, о которых мы только что упомянули. Историческая память о прошлых сражениях, хмель пирровых побед постоянно вторгается в нашу жизнь, путая с небылицами её лучшие замыслы и разрывая в клочья благонамеренные одежды современных гуманистов-интеллектуалов.

Именно этот непредсказуемый никаким системным анализом взрыв древних эмоций случился на вполне безобидной лекции профессора Пухловского «История и виды сосуществования людей друг с другом». Что может быть либеральнее этой сугубо исторической темы? Но молодёжь отвергает историю. Для неё исторический процесс – это то, что происходит сегодня и сейчас. Прошлого нет в принципе – будущего ещё нет, да и будет ли. С психологической точки зрения, состояние подросткового ожидания – очень неустойчиво и сравнимо с хождением по лезвию ножа. Ни справа, ни слева опор нет. Да и идти, собственно, не за чем – «чё там?» – хайп и только…

Однако вернёмся в аудиторию. Уже через пару минут добрая половина «личного» состава студенческой массы отчаянно тусила возле кафедры, за которой, прижав портфель, как воинский щит, к груди, всё более каменел Пухловский, напуганный разрастающимся студенческим волнением.

Но вот кто-то из толпы бросил клич: «Дави гниду!» Профессор, повинуясь инстинкту самосохранения, вжался в узкое пространство под кафедральной столешницей. И там, нащупав тревожную кнопку, что было сил надавил пальцем на рыжую пластмассу сигнального оповещения…

Студенческий хайп набирал обороты, но вот входные двери с грохотом распахнулись, и взвод охраны (порядка 10—12 бойцов, пересчитать их в сутолоке события не представлялось возможным) ворвался в аудиторию. Не разбирая – кто прав, кто виноват, омоновцы обрушили на воспалённые студенческие головы тумаки, дубинки и слезоточивые струи спецтехники.

Это в свою очередь послужило сигналом для той части студентов, которая ещё оставалась на своих местах и лишь голосом участвовала в перепалке. Десятки новых «бойцов» с криками «Наших бьют!» ринулись выручать товарищей. На сцене возникло явное численное преимущество остервеневшей студенческой братии. Сотни ударов посыпались на головы охранников. Острые подростковые кулачки с набитыми костяшками-кендисами, каблуки Zenden и Tofa, «улучшенные» коваными набойками «миролюбивой» молодёжной серии «На!», ножки выломанные из аудиторных табуретов, всё это «подростковое шансовое великолепие» вонзилось в шлемы и бронежилеты бойцов ОМОНа. Не выдержав жёсткой неравной схватки, взвод дрогнул, встал в каре и попятился к двери.

Прикрывая друг друга, охранники буквально вывалились из аудитории в коридор и помчались кто как по парадной лестнице вниз на первый этаж университетского здания. Перепрыгнув через турникеты, омоновцы оказались на ступенях парадного крыльца. Не успели они оглядеться и принять решение, как из дверей прямо на них выплеснулась волна студентов, похожая на пасть огромного голодного зверя.

Счёт времени пошёл на секунды. Со стороны улицы к парадным ступеням на полном ходу подъехала бронированная машина пехоты, вызванная командиром группы. Из водомёта, укреплённого на башне БМП, в сторону крыльца метнулся пенный сноп влаги. Ударная сила струи была настолько велика, что студенческие порядки дрогнули и стали отступать назад к дверям. В тот же миг, будто выросшие из земли, две шеренги бойцов замкнули за их спинами цепь и отрезали путь к отступлению в здание. Пока ребята озирались, пробуя ситуацию «на зубок», омоновцы вошли в «непосредственный контакт с протестной массой» и перекидали, как на штабных учениях, десятка три студентов в объёмистый автозак, оказавшийся «совершенно случайно» неподалёку.