Михаил Булатов - Кошкины слезы

– Смотри, падающая звезда! Загадывай скорее желание!

Кэт во все глаза глядит на падающую звезду, потому что видит такое впервые. Крюгер возбужденно трясет ее за плечо:

– Ну что, успела загадать?

– Угу – отвечает Кэт, – успела.

Кэт осторожно берет Крюгера за искалеченную руку. Крюгер вздрагивает – он не привык, что к его рукам кто-то прикасается. В траве стрекочут цикады.

– А ты успел загадать желание? – спрашивает Кэт.

Тот тихо смеется, затягивается сигаретой, и говорит.

– Успел, ага. Только мое желание очень смешное.

Они еще немного молчат, потом Кэт нетерпеливо толкает Крюгера локтем в бок, мол, а ну-ка признавайся, что загадал. Крюгер вздыхает, и говорит:

– Вообще-то, о загаданных желаниях нельзя рассказывать, иначе не сбудется. Но у меня желание настолько дурацкое, что, наверное, можно. Не желание даже, а так…

Кэт морщит нос, в который попал сигаретный дым, и обзывается:

– Вонючка. А ну-ка, колись, что за дурацкие желания у тебя в голове?

Крюгер только вздыхает:

– Я подумал вдруг, а как было бы забавно, если бы мы были не людьми, а кошками. Жили бы тут в свое удовольствие, и… – Крюгер сделал вид, что он очень заинтересован состоянием своих кед, вместо того, чтобы закончить фразу «и никто бы нас тогда не разлучил». Но ему показалось, что скажи он это вслух, то это прозвучало бы совсем фальшиво.

Кэт смеется, болтая в воздухе босыми ногами:

– Ну, ты придумал! Кошками мы бы стали, как же…

Крюгер насупился:

– Сама-то ты, небось, что-то очень умное загадала, да?

Кэт внезапно стала серьезной:

– Я, вообще-то, загадала, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.

***

На самом краю света стоит большой дом, в котором живут кошки. Они живут своей жизнью, ходят по опустевшим комнатам с хозяйским видом, справляют свои дела, где захотят, а ночами забираются на покатую крышу дома, и поют свои песни звездам и луне.

Он порой чувствует, как несказанные, человеческие слова распирают широкую грудь, собираются грозовым облаком в легких, готовых прорваться ливнем. Вдыхает, размыкая сухие губы, и обнаруживает в гортани пустоту, подобную иссохшему колодцу. Молчание заполняет его, как жидкое олово железную форму, и льется дальше. Он разрывает ночь, в которой с ним уже нет хозяйки, сиротливым лаем, но перестает слышать себя и захлебывается молчанием.

Клиф просыпается с криком, зажав в кулаках простынь. Так просыпается он последние полгода своей человеческой жизни. Два месяца назад Клиф приехал сюда, и неожиданно для себя самого, задержался дольше, чем на пару недель. За то время, что Клиф живет на съемной квартире, ему так и не удалось обнаружить признаков жизни на лестничной площадке, да и во всем подъезде тоже. Вероятно, люди все же существуют за этими дверьми, и даже иногда покидают свои квартиры, просто он никогда этого не видел. Раз в месяц к нему приходит лысый, вечно вспотевший человечек, и Клиф молча передает ему плату за жилье. Каждый раз, в последний четверг месяца, в одно и то же время. Клифу нравится пунктуальность хозяина квартиры. Это единственное, что ему нравится в нем.

Порой между третьим и четвертым этажами появляется сигаретное облако. Оно висит там, как знак вопроса, и Клиф неизменно добавляет к этому вопросу восклицание, когда спускается на первый этаж. Не раз Клиф пытался подкараулить курильщика, но тщетно. В конце концов, ему пришлось смириться с тем, что запах табака сам собой появляется в воздухе. Этот запах вызывает у Клифа приступы меланхолии. Вечерами он может часами сидеть в позе лотоса и смотреть в стену, как будто там показывают интереснейший фильм. По квартире он ходит в старой растянутой тельняшке, которая пахнет гречишным медом и потом. Зажмурившись, он вдыхает этот запах, стараясь прочувствовать его полностью, всем телом. Это тот самый запах, что заставлял его прежде вилять хвостом и припадать на передние лапы.

Клиф живет аскетом. В его однокомнатной квартире есть матрас и боксерская груша. Помимо этого, есть душ, газовая плита и старый ворчливый холодильник. Напор воды в ванной оставляет желать лучшего, да и сама вода хранит ржавые тайны труб, через которые ей пришлось пройти, чтобы вернуться обратно в трубы. Клиф думает о том, что человеческая жизнь подобна движению воды.

Вода смывает остатки сна, который Клиф вновь не запомнил. Теперь этот сон тоже будет храниться в трубах. Чередой в десять мощных ударов он говорит боксерской груше «доброе утро». Так ему проще запоминать слова. В его квартире нет зеркал, он бреется наугад. Клиф прячет глаза. У него с ними проблемы – бельмо в правом глазу.