Серик Асылбекулы - На чужом пиру

Окончив рассказ, старик вытянул шею и еще раз прокашлялся. Увлеченные рассказом джигиты глядели на него выжидающе, надеясь услышать еще одну историю.

– Кстати, дядюшка, завтра же праздник. У нас в машине поллитровка есть, что если мы ее здесь и распробуем? – предложил Казантай, лукаво подмигнув Корганбеку.

– Ну что же, пробуйте, если есть охота, – ответил старик, поднимаясь и отряхивая полы чекменя. Старик вынес из дома кастрюлю с айраном, хлеб и расстелил дастархан. Казантай принес из машины поллитровку.

– Ох, ох, ох! До чего же хорош айран у нашей тетушки! – с восхищением произнес Казантай, разом опорожнив целую пиалу и сладко причмокивая, словно отродясь не пил айрана. – Ну, прямо, чистый мед, чистый мед!..

Выпил пиалу айрана и Корганбек. И в самом деле айран был необыкновенно вкусен. Гостю показалось, что от айрана пахнет свежим степным ветром и цветущей полынью.

Казантай начал разливать в маленькие чайные пиалы водку. Когда тонкое горлышко прошло над двумя пиалами и двинулось к третьей, старик удержал руку Казантая.

– Мне не наливай!..

– Да вы что, дядюшка! Сколько помню, вы ведь хотя бы на один заряд всегда готовы бывали, – сказал Казантай, недоуменно поглядывая на старика. – Или, кстати сказать…

– Ну чего ты заладил: кстати, кстати!.. – Ускенбай, нарочно прикинувшись рассерженным, грозно взглянул на племянника. – Бросил я пить. Вы уж как-нибудь без меня угощайтесь.

Казантай все же не придал значения словам старика.

– Да ведь когда-то… —начал было ворошить он свою память, выискивая что-то.

Ускенбай оборвал его на полуслове.

– Когда-то, когда-то!.. Чего только не бывало когда-то. Скрывать не буду, в прежние времена крепко дружил с этой гадостью. Не раз, бывало, в любви ей объяснялся. Не валялся, правда, подобно свиньям, на улице, как некоторые нынешние. А потом сообразил, что в этой штуке таится шайтан. Уж не осудите, что перескакиваю с одного на другое, только вот, к слову, вспомнилось. Когда был помоложе – гонял в Каракалпакию лошадей на продажу. По пути аулов не счесть. Так вот, по пути домой, добрался я на утро третьего дня до аула Рыжего Садыка по прозвищу Желтый самовар, который пас скот на противоположном отсюда берегу реки, на Кок-шокалаке. Захожу в дом, а там полным-полно гостей: чабаны – соседи Садыка, братья Ескали и Доскали, Красноглазый Окас, наш заведующий фермой Шардарбек, остальных не упомню, слишком уж много было народу. Овца зарезана, разговоры горячие, водка, карты. «Надо же, как славно, на ловца и зверь бежит», —подумал я и присоединился к ним. В кармане – деньги за проданных коней, оттого, видать, и уверенность в себе необычайная, когда сели играть в карты. И не спрашивай, как удача пришла ко мне. Тут уж я ее – родимую, из рук не выпускал. Так, играя и выигрывая, к обеду я и набил деньгами полную пазуху. Поели, водкой запивая нежное мясо мархи. Короче, чтоб не морочить вам головы, после обеда вскочил я на своего Каракаску и отправился домой. Солнце уже к закату катилось, но сумерки еще не сгустились. Подъехал я к переправе, а паромщика нет – паром стоит на другом берегу реки. Кричал я, кричал, никто не отзывается. Было это в конце апреля. Сырдарья разлилась, что твое море – краев не видать. Бес меня попутал, то ли водкой возбужденный, то ли полными карманами денег, принял я безрассудное решение. Полоснул коня пару раз камчой и направил его в воду. Поначалу бедная моя коняга фыркала, боясь вступить в бурлящую реку, но, видимо, камча вынудила, вошла все-таки в воду. Как вспомню тот свой поступок, так до сих пор волосы на макушке дыбом встают.

Каракаска, пофыркивая, плывет вперед. Однако другой берег все никак не приближается. Миновав половину реки, конь стал уставать. Хмель мой, конечно, выветрился тут же, губами только кое-как шевелю, взывая к всевышнему о чуде… Ох, никогда прежде такого страха не испытывал – решил, вот она, смерт за мной пришла. Но Каракаска был конь сильный и отчаянный – вывез все же он меня на другой берег. Течение, что ни говори, сильное. Для тебя ложь, для меня правда сущая, отнесло нас от переправы аж до самого Тассаута. Посчитай сам, по меньшей мере версты три-четыре будет. Мокрый до ниточки, добрался к полуночи до дома.

Увлеченный рассказом так, что и еда забылась, Казантай спохватился и одним махом опрокинул пиалу водки, прихлебнул айрана и снова обратился к старику.

– Оу, Усеке! А мы-то и не знали, какой вы у нас отчаянный храбрец. Только самый бесстрашный из бестрашных способен на подобные подвиги. Надо думать, что вы пожертвовали на святые места хоть что-нибудь из тех денег, что оттопыривали ваши карманы.