Ольга Соломатина - Альма

Снова «Полет валькирий». «Я не готова», – говорю телефону вслух и выключаю звук. Ай! Колет! Осколок впился в указательный палец, кровь. Альма оглядывается в поисках мусорного ведра. Интересно, где его прячет Нина? И что у нее за новая причуда – занавешивать зеркала? Где и что она вычитала на эту тему? Присмотрелась внимательно, не осталось ли еще осколков. Наклонила голову и увидела за коробкой с куклами уголок зеленой тетради. Вытащила неуверенно.

«Папа и Альма, если вы нашли эту тетрадь кислотного зеленого цвета, немедленно положите ее назад!» – предостерегающе вывела на первой странице Нина. Альма улыбнулась, показала ей язык и захлопнула тетрадь, сложила осколки в носовой платок. А потом, как в детстве, села на широкий подоконник, облизала порез.

Над батареей тепло, я сижу, как в детстве, на подоконнике и смотрю на серость за окном. В детстве это была моя комната, за стеной – сестры, но теперь там гардеробная, которая разделяет комнату Нины и нашу спальню. Подмерзло, слякоть на дороге постепенно превращается в гололед. Вижу, как пес не спеша бредет к беседке у зеленых стрел тиса, огляделся и прыг в мое плетеное кресло на подушки. Понимаю, Рин Тин, и я бы в такую погоду не стала уходить далеко.

Вижу, как выходит из дома соседка. Длинное белое пальто, элегантная шляпа, две борзые на поводке. Каждое ее движение – легато и плавность. Я ничего о ней толком не знаю, кроме того, что Мари живет в доме одна, но мое настроение, моя уверенность в своей женской привлекательности камнем бухают вниз. Рядом с такими женщинами чувствую себя просто школьницей, в форме и с морем домашки. Как им удается быть такими неспешными, а я даже за хлебом бегу всегда вприпрыжку, мое расписание всегда торопит, мои платья всегда проще и короче их томных подолов, и как бы я ни старалась научиться быть такой же, плохо выходит. Может быть, потому что скопировать нельзя, можно только стать самой, и тогда томность появится как приятный побочный эффект? Но откуда в моих движениях быть свободе, если ее нет внутри? Не уверена, что хотя бы неделю я делала то, что хочу сама, жила так, как решила. Преувеличиваю, наверное. Но такое уж сегодня настроение, остается его принимать. Вот любопытно, что Мари делает, если проспала и опаздывает? Отменяет встречи? Бегом принимает душ? Она уж точно не ходит к психотерапевту, как я, не ведет утренние страницы. Соседка давно скрылась за живой изгородью, а я все еще мысленно следую за ней. Вот ведь наградила же меня природа таким прилипчивым умом.

Я тоже вела дневник в возрасте Нины. Описывала череду похожих школьных дней, радость и яркие, как вспышки фейерверков, поездки на гастроли с родителями, жалобы на сестру, главы из любимых книг. Куски. Однажды в письме к сестре (Елена болела ангиной и осталась с няней дома) я переписала кусок из запретной книги Андре Моруа. Ту часть, где героиня описывает воспоминания первой ночи с любовником. Щеки пылали, когда перечитывала. Сама поняла, что отсылать письмо сестре не стоит, разодрала листок в клеточку и выбросила.

Вечером, когда папа уехал в театр (кажется, давали «Мадам Баттерфляй»), мать пришла в ярость, швырнула в лицо клочки. Кто бы мог подумать, что мама роется в мусорках? Как же она орала своим хорошо поставленным голосом! Весь отель сбежался на представление, нам в номер стучали. Невозможно было убедить маму, что письмо – только выдумка. Причем чужая. Когда я показала текст в книге, мать вышвырнула том за дверь номера вместе с мусорным ведром и бушевала, пока не сорвала голос. Ушла в свои комнаты. Из-под ее двери запахло валерьянкой.

Ночью, когда все уже спали, я выглянула тихонько в коридор, но не увидела ни урны, ни книги. Положила дневник в раковину и включила воду. Теплая струя смывала чернильные буковки, слезинки разной интенсивности синего стекали в канализацию.

Девочка стояла и завороженно смотрела, как ее тайны перемещаются в безопасное место.

Но одним криком до рези в ушах, до головной боли воспитательный процесс не закончился.

На книжных шкафах появились уродливые замки. К ним, правда, подходил маленький ключик от почтового ящика. Получив дом в подарок, первым делом я велела выбросить книжные шкафы и заменить их открытыми полками, купила новый томик Андре Моруа.

Альма вздохнула и провела пальцем по холодному стеклу и вдруг снова показала язык и сама себя испугалась. Конечно, мать была права. Когда Альма выросла и перечитала роман, она согласилась: маленьким девочкам не стоит открывать слишком рано французского сочинителя. Где-то внутри щемило, однако Альма и сейчас верила: пусть слишком громко – таков уж ее темперамент – но мама желала ей добра.