Василий Рожков - Рок играет на трубе. Проза, песни, поэмы

Романтический бустрофедон

…Вы любите смотреть телевизор? Да, мы все не без греха.

Там показывают ужасные вещи. Один вечер, проведенный безвылазно перед экраном – и в пищеводе наступает час пик, а во сне безумные клерки выпрыгивают из окон разорившихся банков. Весь асфальт заляпан кетчупом. Мы, как быки, реагируем на красное, даже стоя у светофора.

Вы, наверное, эстет? Бывают в жизни огорчения. То есть искусство, безусловно, вечно, и случается, что люди теряют сознание, глядя на «Гибель Помпеи». Наш мир – это ожившая картина. Один художник сел на свои тюбики с краской и, продав последние штаны, стал миллионером. А другой переспал с натурщицей, подхватил от нее некую болезнь и разорился на лекарствах и исках к мэтрам журналистики. В газетах писали.

А вы ведь и газеты читаете? Надо же. Не совсем понятно, откуда такая осведомленность. Нет, не то чтобы странно, но как-то непривычно. Я не удивляюсь, просто нет у нас незаменимых людей. Молчаливых эрудитов здесь тоже не любят. А вы говорите, говорите больше в компаниях, вас станут уважать. И уже никто не посмеет покрутить пальцем у виска, взбрыкнуть при редком вопросе и злобно прошипеть в спину: «интеллигентишко недобитый!» Их много, а вы один. Главное, что они все понимают, но ничего не говорят. Таких обычно сравнивают с собаками, но собаки умеют говорить глазами, а эти люди даже глаза скрывают под броней солнцезащитных очков. Не подкопаешься.

Правда, есть и другие – те, которые ничего не понимают. Они не злые, они всегда протянут руку помощи, если вы в беде. Но они скажут: «Вы попали в беду, а могли бы ее избежать». Им не понять, что беду, как кошмарный сон, избежать нельзя. Можно пересилить, притупить причиняемую ею боль, но тем горше будет осознание последствий беды. В 83-м нас накрыл необычайно жестокий сель, все новостройки разметало в клочья. Помните? Ах да, это не было новостью из разряда мировых. Возможно, меня спасло провидение, ведь я как раз переехал в новый дом на окраинах. А всего за день я отправился в горы с экспедицией общества естествознания. Да, и Кассита была со мной. Она у меня биолог, знаете ли… Героическая женщина – на третьем месяце в такую даль..! Бесконечно преданный своему делу человек… Да, так вот, непроглядная ночь, палатки, а внизу прямо под нами грохот, и земля дрожит, и тьма тьмущая… Только утром мы все увидели. Двенадцать человек стояли над долиной смерти и запустения, мы словно вознеслись, но экспедицию пришлось прервать. В городе каждый человек был на счету.

Когда мы вернулись, то были уже не те. Уцелевшие смотрели на нас, как на пришельцев, на инопланетян. Нам объясняли вещи, которые мы и сами прекрасно знали: вот та груда стекла – лавка зеленщика, вот те завалы из кирпича – воскресная школа, вот эти заляпанные грязью останки – машина старика Гонсалеса и он сам. Нас не узнали! Нас, смотревших на беду с высоты, будто свысока.

Конечно, Порт-Эрнандель был отстроен заново. Все возвращается на круги своя, и ныне, и присно… Кажется, нам кто-то помогал. Не вы, случайно? Я шучу, шучу…

Скажите, вы помните свой город, каким он был лет двадцать назад? Помните старые дома на месте нынешних высоток, помните толстое сухое дерево во дворе – его спилили, чтобы вывести в этом месте угол новых гаражей; а лица соседей, поздравлявших вас с новосельем – помните? Пожалуй, вы правы: всего этого могло и не быть. Порой люди больше похожи друг на друга, чем среда их обитания. А здесь все по-другому. Конечно, во все времена молодежь отчаливала поближе к цивилизации или вообще уезжала за границу учиться и работать, но теперь – кажется, люди рождаются стариками. Пройдите по нашему городу и если вы увидите хоть одно молодое, дышащее свежестью лицо, я буду обязан вам по гроб жизни! Что-то давит на нас, отнимает спокойствие. Нам уже мало нашего городка, нам мало нас самих. Даже старые пропойцы, появившиеся на свет в приюте на Сьерра-Франсиску и никогда не видевшие дальше своего синюшного носа, с утра пораньше собираются под стенами увитого плющом кабачка и орут: «Они обнаглели! Не город, а прорва!» Кто это – они – никто не спрашивает. Это принято понимать с полуслова. И это естественно. У вас ведь тоже есть кто-то, кого можно назвать словом «они».

Наверное, вы сразу подумали о чем-то другом. Иностранцы, полиция, нувориши – все лишь одни из нас. Вы думаете, у небожителей не бывает расстройства желудка? Неподалеку живет мой приятель, грек Эупатиус, каждое воскресенье ходит на наши католические мессы. Никто не жалуется. Да, вот у кого поучиться терпению! Вечный бродяга, старый эмигрант. Бежал от «черных полковников», попал к «красным бригадам». Даже здесь с него драли какой-то захребетный налог, даром что бывший коммерсант. Выращивает капусту на огороде.