Пётр Васильев - Тайна речки Безымянной

«Пусть кормит щенят», – подумал я. Поужинав, я лёг спать у костра, подстелив под себя пихтовую лапку. А утром, попив наскоро чай и смазав пихтовой смолой рану, я пошёл по тропе в верховье реки. Я шёл вдоль речки уже два часа. Речка была ещё широкой – 30—40 метров, но местами уже мелкой, на ней часто попадались перекаты, а иногда и каменные пороги, шум которых было слышно ещё издалека. Но позже я назвал эту речку Каменкой, хотя у неё было своё, родное название, но я не буду упоминать его по причине, о которой ты узнаешь в конце рассказа. За эти два часа я несколько раз спускался к реке, чтобы попить воды. И моему удивлению не было границ. Рыбы в реке было так много, что я даже растерялся. Она стояла перед порогами и перекатами, в глубоких ямах отдыхая перед подъёмом через оголившиеся от мелководья перекаты. Лето было сухое и жаркое, поэтому река за июль сильно обмелела и перекаты оголились. Заметив впереди очередной оголённый перекат, я спустился к нему и прошёл по плоским камням до середины реки. На всякий случай прихватил с собой котелок, и, зачерпнув котелком песок перед перекатом, я вытряхнул его на сухой песок переката. И, разгребая ладонью мокрый песок, я увидел два самородка величиной с крупную картечину. Я всегда проверял песок на золото на всех таёжных речках, когда летал на пожары, но редко где мне попадались самородки, даже такие.

«Выходит, что в этой реке есть золото», – подумал я. Но сейчас больше всего меня интересовало зимовье, а не золото. Иногда на плёсах реки стайками сидели утки и даже гуси, но в основном селезни и гусаки. Увидев меня, они отплывали на середину реки, но не улетали. В это время у них проходила линька, и они выщипывали клювами старые перья, ничуть не боясь меня, но держась подальше от лисиц, которые в это время охотились на них по берегу реки. А на кочках, возвышающихся над водой, часто сидела ондатра, но завидев меня, она прыгала с кочек в воду и уплывала под водой в свои норы. Но больше всего на реке было норки, рыбы в реке было много, поэтому она расплодилась в большом количестве. Набрав в очередной раз пихтовой смолы и развязав повязку на ноге, я осмотрел рану: краснота на ране спала, да и коленка меньше болела, а опухоль и синева уменьшились. Я намазал пихтовой смолой рану, прихватив попутно и колено. Время шло к вечеру, а зимовья всё не было. Но, пройдя по тропе ещё два километра, я увидел впереди в сосновом подсаде, который вырос за последние годы и был около двух метров в высоту, пни, спиленные мотопилой «Дружба» – пил «Урал» тогда ещё не было. А тонкие деревца были вырублены топорами. Я понял, что такие полосы вырубались для захода вертолёта на вертолётную площадку. Пройдя через двухметровый сосновый подсад, который вырос уже после вырубки соснового бора, я вышел на большое, но сухое болото, которое было около ста метров в диаметре. В самом центре болота в два наката из брёвен сосны была выложена вертолётная площадка. Моей радости не было границ: раз есть вертолётная площадка, значит, где-то рядом и зимовье, причём хорошее. Для такого зимовья землянки, около которой я ночевал прошлую ночь, вертолётную площадку делать не будут. По лестнице, сделанной из обрезной доски толщиной пятьдесят миллиметров, я поднялся на площадку и осмотрелся. С обеих сторон по краям площадки в один ряд стояли новые 200-литровые хозяйственные бочки. Я насчитал 20 бочек, по 10 штук с каждой стороны площадки. Я подошёл к первой бочке и толкнул её рукой, она была чем-то заполнена под пробку. На третьей бочке от меня лежал специальный ключ для раскручивания пробок. Погода стояла жаркая, поэтому бочки сильно нагрелись, и я осторожно, чтобы не выбить ключом искру, стал откручивать первую пробку. Но на последнем витке пробку выбило парами бензина, она подлетела на полметра вверх и упала на брёвна площадки. По запаху я определил, что в бочке находился бензин А-76. Но во второй бочке находился авиационный керосин, остальные бочки я проверять не стал, решил оставить на потом. Спустившись с вертолётной площадки, я снова вышел на тропу. Я был уверен, что зимовье скоро будет, поэтому пошагал быстрее. Я прошёл от вертолётной площадки около получаса, но зимовья не было. Тропа привела меня к болоту, которое было около 200 метров в длину. Воды на болоте было мало, но высокий кочкарник вымотал меня окончательно, и я решил, перейдя болото, выбрать сухое место на берегу реки и устраиваться на ночлег. Но, выбравшись из болота и пройдя сосновый подсад, среди которого было много пней, спиленных мотопилой, я вышел на край большой поляны. И от удивления остановился. Посреди поляны стоял большой дом с верандой, срубленный из сосновых брёвен, а вокруг него много хозяйственных построек, среди которых на берегу речки стояла большая баня, а около неё под навесом стоял самый маленький того времени колёсный трактор ДТ-20, чему я был очень удивлён. Сначала я даже не понял, как он сюда попал без дорог и для каких целей его сюда завезли. Но потом со временем разобрался во всем. Присев на валежину на краю поляны, я отдохнул и направился к дому. Время было уже позднее, хотя солнце только что зашло за перевал. Нужно было перебинтовать ногу, немного перекусить чем Бог послал и ложиться спать. А уж завтра с утра разобраться с домом и постройками. Дверь на веранду была открыта, но в проёме двери была натянута металлическая сетка, которую я снял и, аккуратно свернув, положил на стол. Дверь в дом тоже была открыта, и на проём двери была натянута такая же сетка. Её я тоже снял и положил на стол. Первой комнатой была кухня, в ней был идеальный порядок, кроме пыли на столах и стульях, а ещё на электрической трёхконфорочной плите «Лысьева» и на двух электрических чайниках. Но чему я больше всего обрадовался, так это тому, что не нужно будет из-за кружки чая разводить костёр. В кухне было всё: от маленьких ложечек до фляг и эмалированных кастрюль. Пол был выкрашен светло-коричневой краской, а косяки окон, дверей и рамы – краской небесно-голубого цвета. Но что меня больше всего удивило, так это то, что перед отъездом пол и окна были тщательно вымыты. На стене рядом со столом стояли электрические розетки и выключатели по одному на каждую лампочку, а на потолке кухни и спальни висело по две 250-ваттные лампочки. Я зашёл в спальню и был удивлён ей не меньше чем кухней. Слева и справа от меня вдоль стены стояли одноместные нары, а напротив меня, у передней стены, стояли двое нар на трёх человек каждая. Между ними, напротив окна, стоял стол, на котором стояло две радиостанции. Маленькая рация называлась «Лён». Я знал такие рации – это коротковолновые радиостанции с максимальной дальностью связи по прямой видимости до 200 километров. И с фиксированными частотами на съёмном кварце. Но вторая рация была больше «Льна» в несколько раз и называлась «Гроза». Она тоже была коротковолновая, но с дальностью связи уже до 500 километров. Но на ней была приколота записка: «Неисправна безнадёжно». Я посмотрел на окно, которое находилось за рацией, рамы в нём были двойные, и в стёклах обеих рам увидел отверстие от пули калибра 7,62, которая прошла через стёкла, через заднюю панель рации, срикошетила от передней панели и, натворив дел в рации, ушла через боковую панель рации в стену.