Александр Шубняков - Корпорация по ту сторону добра и зла. Часть третья

– Но какая гарантия, что ты меня не убьёшь. Я понимаю, что это будет весьма необычно. Но в психологии был опыт некого Зимбардо. В ходе проведённого им Стэнфордского тюремного эксперимента 24 обычных студента колледжа были случайным образом распределены на группы «заключённых» и «надзирателей» в оборудованной в подвале факультета психологии имитации тюрьмы. Было обнаружено, что участники игры очень быстро вживаются в свои роли, надзиратели начинают испытывать садистские эмоции и намерения, а заключённые – депрессию и безнадёжность. Хотя эксперимент был запланирован на две недели, он был прекращён досрочно, через шесть дней, по этическим соображениям.

– Да я это уже обдумал – поэтому я ввёл ещё одно лицо в данный эксперимент. Наблюдателя. Наблюдатель будет меняться в течение третьих суток. В его власти прервать опыт, когда мы слишком далеко зайдём. Наблюдатели будут меняться в течение трёх дней, чтобы избежать вовлечения его в эту игру. И ещё ты сможешь в любой момент позвонить родителям, если мы слишком далеко зайдём. Или своим Детективам.

И он дал мне мобильник..

– Понимаю. Для меня этот опыт очень важен, ибо я смогу хотя бы частично понять маньяков. Так как я работая профайлером, сталкиваюсь с бедностью языка для понимания этого.. маньяк что то хочет сказать но я не имею этого опыта чтобы его понять.

– Я хочу провести Объективацию Субъективного Опыта.

– Кто будет наблюдателем.

– Виола. Он будет следить через камеру за нашим опытом.

– Чем я буду заниматься сидя в этом помещении так и скучно будет.

Кибернетик вытащил рождение трагедии Фридриха Ницше. Это была самодельная книга..

Она состояла из распечатанных на компьютере листов.. так как принтер распечатывает листы с одной стороны то, на другой не распечатанной стороны я могла писать свои заметки.

– А что я буду вообще делать..

– Представь себя приговорённой к казни.

– За что..

– За какое-нибудь преступление.. преступление придумай сама

Сказав это он ушел, хлопнув дверью.

Я села писать письма своим родителям на обратной стороне этих листов. Это было мне нелегко.

Я должна была описать всю свои странную ситуацию и обстоятельства, которые меня заставили меня это сделать.

Очень трудно было частично через слова передать сущность ситуации, в которой я оказалась. Было трудно передать свой субъективный опыт своей души. Было очень трудно проводить объективацию субъективного опыта

Дорогие мои мама и папа. Не беспокойтесь обо мне. Я участвую в очень важном опыте. Этот опыт мне нужен для моей профессиональной карьеры.

Я добровольно отдаюсь маньяку.

Начав писать так я остановилась. Мои родители были очень простыми людьми.. им было далеко от философии и таких сложных и страшных вещах как психология серийных убийц. Они подумают, что у меня ум за разум зашёл.. и мне поможет только смирительная рубашка..

У меня есть просьба, не пишите заявление в полицию. Полиция уже знает про то, что я участвую в этом опыте.

Я вынуждена выяснить, что происходит в психике этих чудовищ, чтобы помочь поймать одно существо..

Дело, которое мне задали очень сложное. И я вынуждена промоделировать на себе, что они чувствуют.

Затем я разорвала это письмо на мелкие части и написала более просто.

Дорогие мои мама и папа. Не беспокойтесь обо мне. Ваша дочь будет временно участвовать в одном очень важном деле. Я не буду приходить к вам в течение двух трех месяцев.

В полицию не пишите заявление, так как полиция не может вам сообщить, где я ибо дело будет очень секретное..

Целую не беспокойтесь обо мне. Если вы захотите со мной пообщаться позвоните по мобильному телефону.

Я сложила письмо. по какому то странному совпадению на обратном стороне листа были написаны условия появления дионисического начала.

В приведённом месте Шопенгауэр описывает нам также тот чудовищный ужас, который охватывает человека, когда он внезапно усомнится в формах познавания явлений, и закон достаточного основания в одном из своих разветвлений окажется допускающим исключение. Если к этому ужасу прибавить блаженный восторг, поднимающийся из недр человека и даже природы, когда наступает такое же нарушение principii individuationis, то это даст нам понятие о сущности дионисического начала, более всего, пожалуй, нам доступного по аналогии опьянения. Либо под влиянием наркотического напитка, о котором говорят в своих гимнах все первобытные люди и народы, либо при могучем, радостно проникающем всю природу приближении весны просыпаются те дионисические чувствования, в подъёме коих субъективное исчезает до полного самозабвения. Ещё в немецком Средневековье, охваченные той же дионисической силой, носились всё возраставшие толпы, с пением и плясками, с места на место; в этих плясунах св. Иоанна и св. Витта мы узнаём вакхические хоры греков с их историческим прошлым в Малой Азии, восходящим до Вавилона и оргиастических сакеев. Бывают люди, которые от недостаточной опытности или вследствие своей тупости с насмешкой или с сожалением отворачиваются, в сознании собственного здоровья, от подобных явлений, считая их «народными болезнями»: бедные, они и не подозревают, какая мертвецкая бледность почиет на этом их «здоровье», как призрачно оно выглядит, когда мимо него вихрем проносится пламенная жизнь дионисических безумцев. Под чарами Диониса не только вновь смыкается союз человека с человеком: сама отчуждённая, враждебная или порабощённая природа снова празднует праздник примирения со своим блудным сыном – человеком. Добровольно предлагает земля свои дары, и мирно приближаются хищные звери скал и пустыни. Цветами и венками усыпана колесница Диониса; под ярмом его шествуют пантера и тигр. Превратите ликующую песню «К Радости» Бетховена в картину и если у вас достанет силы воображения, чтобы увидать «миллионы, трепетно склоняющиеся во прахе», то вы можете подойти к Дионису. Теперь раб – свободный человек, теперь разбиты все неподвижные и враждебные границы, установленные между людьми нуждой, произволом и «дерзкой модой». Теперь, при благой вести о гармонии миров, каждый чувствует себя не только соединённым, примирённым, сплочённым со своим ближним, но единым с ним, словно разорвано покрывало Майи и только клочья его ещё развеваются перед таинственным Первоединым. В пении и пляске являет себя человек сочленом более высокой общины: он разучился ходить и говорить и готов в пляске взлететь в воздушные выси. Его телодвижениями говорит колдовство. Как звери получили теперь дар слова и земля истекает молоком и мёдом, так и в человеке звучит нечто сверхприродное: он чувствует себя богом, он сам шествует теперь восторженный и возвышенный; такими он видел во сне шествовавших богов. Человек уже больше не художник: он сам стал художественным произведением; художественная мощь целой природы открывается здесь, в трепете опьянения, для высшего, блаженного самоудовлетворения Первоединого. Благороднейшая глина, драгоценнейший мрамор – человек здесь лепится и вырубается, и вместе с ударами резца дионисического миротворца звучит элевсинский мистический зов: «Вы повергаетесь ниц, миллионы? Мир, чуешь ли ты своего Творца?»