Ольга Гусева - Шурочка - Родовое проклятие

– Будь сильной, дочка, падать духом нельзя.

Но Шурочка плакала и плакала.

Когда начали закапывать могилу, Клавдия чуть не лишилась чувств.

Невыносимо было слышать, как комья земли стучали о крышки гробов. Ей хотелось разрыть свежую землю, вынуть гроб, сорвать крышку и снова увидеть ее, свою дорогую Поленьку. Это было бы счастье – снова увидеть ее, только живую!

Когда могильщики закончили работу, женщины бросили семена цветов и начали поливать землю. Земля жадно впитывала в себя влагу, темнея и размягчаясь, ведро за ведром бесследно исчезало в ее глубине.

Вечером, в полутемной комнате, Клавдия молча сидела, облокотившись на стол, закрыв лицо ладонями. Шурочка, подойдя к ней, боязливо дотронулась до ее головы и провела рукой по волосам ото лба к затылку. Клавдия открыла лицо, слабая улыбка дрогнула на ее впалых щеках.

– Шурочка, ты только ничего не бойся. Я не брошу тебя. Теперь мы будем жить вместе.

Шурочка смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых уже не было слез, будто кончились все слезы, и вместе со слезами кончилось ее детство.

Шурочка спала, приоткрыв рот, спала глубоким сном. Ее белокурые волосы отливали золотом на белой подушке. Наклонившись, Клавдия с нежностью рассматривала ее лицо. Как она похожа на Поленьку, только волосы светлые! После смерти Полины Клавдия словно прониклась духом домашнего очага и посвятила себя всю воспитанию Шурочки. Никто не мог усомниться в искренней любви Клавдии к этой девочке. Вся душа, вся жизнь этой бесхитростной и глубоко преданной женщины была чиста, как родниковая вода. Жили они очень дружно, как будто в их жилах текла одна и та же кровь. Шурочка называла ее мамочка Клавочка.

Когда Шурочка проснулась, она увидела перед собой лицо Клавдии, которое светилось улыбкой.

– Милая моя, с днем рождения! Восемнадцать лет бывает только раз в жизни. Мы устроим тебе настоящий праздник!

Шурочка подняла на Клавдию свои огромные карие глаза, и они заискрились весельем, совсем, как в те далекие дни, когда она была маленькой девчушкой, о чем частенько любила вспоминать Клавдия.

– А ну-ка, вставай! – крикнула она, стаскивая Шурочку с постели. – Я буду шить тебе новое платье!

Клавдия подошла к окну и, распахнув его, впустила в комнату свежий запах летнего утра и лучи восходящего солнца. Затем она сдернула новую скатерть со стола и приложила ее к Шурочке. Мягкий шелк ласково коснулся ее щеки, она блаженно потерлась о материю и вдруг уставилась на Клавдию.

– Что ты задумала сделать со скатертью? – спросила она.

– Не нужно ее жалеть. Ты должна быть у меня самой красивой, особенно в такой день! Поленька была бы довольна и счастлива!

На лице Клавдии сияла улыбка, которой трудно было противостоять.

Она разложила выкройки на столе и начала осторожно резать скатерть. Радостное настроение, исходившее от Клавдии, овладело Шурочкой, щеки у нее раскраснелись, глаза блестели, и она то и дело смеялась, а Клавдия радовалась ее смеху.

Пока Клавдия занималась рукоделием, Шурочка выпорхнула за дверь и помчалась на луг за полевыми цветами. Собрав охапку душистых цветов, она отправилась на кладбище навестить родителей, которых очень любила и всегда помнила. Она прихватила с собой маленькое старое зеркальце, которое когда-то принадлежало матери. С тех пор, как ее не стало, Шурочка бережно хранила его. Как часто это зеркальце отражало лицо любимой мамочки, так часто, что оно должно было хранить в себе ее образ. Она чувствовала нежность к этому стеклу, глубокому, пустому стеклу, которое когда-то заключало в себе и отражало лица самых близких и дорогих людей.

Подойдя к простенькой, но очень ухоженной, могилке своих родителей, она с нежностью положила цветы на землю и, прижав зеркальце к своим губам, прошептала:

– Я люблю вас, мои дорогие, и я знаю, что вы всегда со мной.

Потом она долго рассказывала им о своих повседневных делах, о любимой подружке Насте, и о том, как Клавдия неустанно заботится о ней и сегодня шьет для нее новое платье в честь восемнадцатилетия. Она пробыла там долго и уже собиралась идти домой, как вдруг ей пришло в голову навестить и бабушку Арину, могила которой находилась на другом конце кладбища, и Шурочка начала пробираться медленными, неслышными шагами по земле, наполненной мертвыми телами людей. Она долго блуждала, натыкаясь на чужие могилы, и не понимала, почему не может найти ее, будто какая-то неведомая сила не допускала ее туда. Она не в силах была идти дальше, у нее подкашивались ноги, и она присела на попавшуюся по пути скамейку. Шурочка слышала биение своего сердца и слышала что-то еще. Но, что же? Какой-то смутный, шипящий гул. Он словно доносился из-под земли. Она осмотрелась вокруг и оцепенела от испуга. Она увидела перед собой крест на могиле, возле которой сидела на скамейке, с надписью фамилии и имени своей бабушки, а у самого основания креста – клубок змей, которые просто кишили и издавали шипящие звуки. Обезумев от ужаса, она готова была кричать, но вдруг почувствовала, как чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечо.