Виктор Брусницин - Недра. Повесть

Не станем описывать производство, всяк имеет приблизительное представление. Ну… так… самую малость пощупаем… – В первую же смену Игорь сподобился послушать тишину.

В шахте случаются мгновения – отключается электричество. Встают, понятно, механизмы. Тьма. Однако работать можно какое-либо: известно, на касках светильники… Но. Не единожды парень обращал внимание – словно по команде всякая деятельность стихает. И это не повод, конечно, передохнуть, зависимость от выработки железная. Повод – послушать абсолютную тишину (абсолютную, подчеркнем, ибо и ветра нет, вентиляторы вырубаются – между прочим, даже крысы замирают). Все садятся, стараются не шелохнуться, разумеется, молчат. Неизменно выключают светики. Глаза не смыкают, пялятся в кромешную мглу. Трудно где еще можно представить подобную химию… Ей богу, слышно сердце. Чувство под названием Ноль, Ничто. Эти чумазые, прокаленные работой и жизнью люди как один слушают Бездну, употребляют ошеломляющий пафос Вечности.

А внезапный, скаредный и вместе отчетливый – коварный – треск, шорох, нутряной звук, что внезапно пробежится и пропечет существо? Труженики разгибаются, замирают, вслушиваются, за этим может стоять грозное.

Разговоры в редких передышках монотонной конвейерной работы. Когда чуют, что где-то неполадка не минутная – обычно передается известие зычным, но съеденным криком – собьются, кто поблизости, у комбайна (остальные растянуты по лаве: крепят, либо на зачистке и других операциях), садятся на почву, выбрав, где посуше.

– Колюня! А шо у тебя жена какая-то задумчивая последнее время?

– Нормальная.

– Вот бдю, Мыкола, она кажин день в платье новом.

– Ну и в новом, кому беда.

Подключается иной:

– Ты что, Ревенко, не в теме? У Николая сосед новый, Репринцев, из бригады Костюка.

– А-а, тот шо большой любитель женского континхенту и шо робит в предыдущую смену!? Получается, Коль, ты на работу, ён домой.

– Выходит, так, – соглашается Коля.

– Хм. А как, интересно, они конспирасию держат? Бо ты захворал и дома – а тут ён. Не спрашивал?

– Чего спрашивать, когда сам надоумил. Она игрушку на окно ставит… Между прочим, с твоей бабой технику безопасности освоили.

– Ох-хо-хо!

– Гы-гы-гы! Хот же, итишкин котяра!..

Рожи черные, зубы белые, глаза веселые. Люди разнохарактерные, красочные – спаянные делом и истинно гордым когда-то, да и теперь звучным именем. Тимофей, детина с солидным животом, мешком подбородка и короткими руками, отчего-то воссоздающий Будду, страшенный любитель цветастых рубашек:

– Этта по ящику давали. Малышева трёкат, будто в сое битамин… Фуфель! У нас в деревне мущщина бобы грыз, что семечки. Гигнулся от рака.

Толь Митрич, надо полагать, Анатолий Дмитриевич, молодой стройный мужик с удивительной работоспособностью – руки елозливые, глаза липкие, что у мартовского кота:

– А Познер! Америка, мол, улыбается насквозь. Только под Америкой Афган всю Рассею-маму наркотиком засорил. Фальшивочка!

Спор… Появится изредка в лаве замначальника участка, он же диспетчер – на нем даже роба смотрится странно – человек рыжий, мягкий, такие здесь не в почете, ибо народ суровый, прыткий на еру, вяло поинтересуется:

– Что план? Не забывайте, в прошлую смену недобрали, премиешка шатается.

– А какого хера ты перенес остаток с прошлой недели!

– Ну… поспорь со Смирницким.

– Шел бы ты, Васенин, на гору. Без тебя сильно пристойно.

– Вы тут не очень-то. Рублем поправим запросто.

– Вали, Васенин, обушок руку калит.

Случается и верхнее начальство. Оно шахтеров любит и ценит. На разнарядке раз директор появился. Крепко пожал заскорузлую ладонь пожившему, морщинистому комбайнеру:

– Палычу наше – пылишь, курилка. Слышал, внуком обзавелся.

– Девка, ядреная особа растет. Жопа будет, что твоя.

– Стало, поживет. Чем высиживают, не головой же… Чего ты там, Спирькин, про братца плел?

Чахоточный на вид Спирькин, имеющий правило в шахте грызть зерна кофе, как выяснится, чтоб обмануть душу курильщика, с удовольствием длит начатый анекдот, сделав для достоверности героем брата:

– Ну вот, приглашает девица братана к себе домой – на чай будто, а то и разговор с политической тематикой. Покамест вышагивают по улице под ручку, мило-любо. Оказия – видно, братан чего сожрал, пучит. Приходится терпеть, поскольку в тесноте… Входят в квартиру, девица указывает на дверь: «Иди в комнату, располагайся, а я поколдую на кухне, чай соберу». Ну, выполнил Миха указание. Вечер, сумеречно, пошарил глазами, найти включатель не может. Впрочем, от окна идет некоторый свет и в общем разобраться можно… Как на притчу придавило. Миха сообразил: если терпеть, дальше совсем нехорошо получится – стоит рискнуть пока подруга в отлучке. Подходит к окну, закрыв дверь, отворяет форточку… исполняет. Отменно получилось, звонко, запашисто. Братуха для надежности срывает пиджак и начинает вымахивать содержание в атмосферу… Удачно, от следов избавился вовремя: раздаются шаги хозяйки, входит. Мишка успел упасть на стул и соорудить независимый вид. Подруга: «Чего ты свет не включил?» Свет зажигается. Она делает радостно-удивленные глаза, скосив взгляд, и говорит: «Ой!» Обратно смотрит на любезного и заявляет: «Познакомься, моя сестра, Оля». Миха поворачивает голову. На диване сидят, тесно прижавшись и испуганно замерши, девушка и парень.