Он звучно сморкался, участливо вытирал руки о замурзанные штаны.
– Но тундра, братцы, это семечки, вот есть какая жизненная величина. Плот. Апофеоз, говоря иначе… Вообразите, тут неподалеку существует речка, Кижим. Юркая, сволочь, по весне бесподобно. Стремительность движения, ароматы веселых, искристых, липких брызг. По берегам кедр, береза, вездесущий вереск… А ель? Она же, мерзавка, прет в нос, что твой локомотив… И игра моих мышц. Зрение, слух, все совокуплено в динамике. Представляется, вещи, явления, реальность имеют определенную энергию и я суть эквивалент, если хотите, мерило. Чувство предельного постижения…
Парни слушали Егора открыв рот и вытаращив глаза. У Игоря не исчезало чувство, что их дурачат, но так прекрасно и насыщенно, что от этого не стоит избавляться. Через четыре дня общения он заставал себя погруженным в мир странной ауры, от фигуры Егора шли флюиды. Когда тот садился вдруг, не мигая и совершенно не щурясь смотрел на солнце, возникало приторное нытье в желудке.
Уже сами пускались в философические словоблудия, Игорь ловил себя на том, что рассуждает мысленно относительно Марины лежащей рядом на пляже: а что, у девушки нос вполне греческий. И вообще, как там у Заболоцкого насчет красоты: «Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» Дошло до того, что стал говорить об этом вслух. Марина поднялась и с застывшим лицом неловко принялась одеваться. Встрепенулась Соня:
– Ты куда?
Та ответила беспокойно:
– Я забыла… мне надо. – Ушла.
– Ну, ты и дурак, – одобрила Соня.
Игорь расстроился: вне всякого сомнения, дурак. Ему нравится Соня, но никак не Марина, стало быть, все – нелепость… Зачем-то вспомнил, как маленький был оскорблен в мировоззрении страданиями матери по поводу основательной болезни отца:
– Он так мнителен, эмоционален. Такой трусишка, такой неприкаянный, ах как ему не по себе.
Ее самозабвенная любовь оделяла ревностью и коробила. Как можно – коль скоро отец так слаб, не мужествен, его и любить совершенно наперекор правил. Любят исключительно сильных, людей способных на свершения. Отец никак сюда не умещался. Нет-нет, это нелогично. Тождественно он огорчался относительно того, что закадычный друг Вадик Несмеянов влюбился в толстую и несуразную, еще и язвительную Юльку Серебрянникову. С ее-то фигурой! Женщина как предмет страсти возможна не иначе с пропорциональным контурами тела и правильными очертаниями лица… Категорический идеализм был попран классе в девятом, когда ханурик Сережка Спирин начистил нюню амбалистому Ляпустину. Игорь призадумался, может, и ему стоит не бояться вечного сатрапа Сапегу? И вообще, мир, товарищи-граждане, не говоря уж господа, ой как несовершенен. Это явилось чем-то подле открытия. Однако смущал взор в зеркало – ах как удобно считать себя ущербным, какая прекрасная оборотная сторона идеализма.
Словом, Игорек был тоже не от мира сего – вот отчего заарканил его Егор – мамочка воспитывала комнатным лютиком. Самоотверженная, преданная, предательство мужа она не сумела согласовать с личностными реалиями и отнесла случившееся на слом ценностей. Согласно чему охраняла сыночка – что удивительно, довольно успешно – от варварского социального цунами.
Коротко произнести, на следующий день Марина на пляж не пришла, и Игорь почувствовал себя неуютно. Появлялось веление пойти извиниться, но было неизвестно как. Все-таки тронулся, он знал магазин, где она работала, Марина ему неожиданно обрадовалась. Сперва у Игоря отлегло, но следом приперлись сомнения известного рода: де, не измерила ли девушка парня, и не садит ли он, таким образом, себя на привязь.
Скажем так, отрезок времени работы на поверхности сопровождался процессами. И Егор вносил ощутимую долю. Но внезапно исчез. Однажды его встретили в городе, шел с маленькой, удивительно невзрачной и явно пожившей женщиной. На радостное приветствие ребят кивнул более чем сухо. Вскоре застали в пивбаре, он стоял безобразно пьяный с двумя мужиками непотребного вида, вычурно и пискливо матерился. Выйдя из заведения, наши герои уныло и твердо молчали.
А далее их перевели в лаву.
Ну да, шахта ассоциирует в первую голову с трудным и опасным делом. Все верно. Однако есть и нечто не всегда осознаваемое. Преодоление, мрак и таинство чрев, даже обремененность бог знает какими богатствами невольно вплетаются в это имя. На самом деле все заурядно – фабрика.
Ребятам повезло, и напротив. Фарт, оттого что в одной из лав любезно накрылся комплекс (современное оборудование для непосредственной добычи угля и крепления очистного забоя), его демонтировали, временно применяли старый метод отработки с так называемой индивидуальной крепью. Это требовало увеличенное число рабочих. Противное – труд по старинке весьма тяжел.
Читать дальше