Ирина Говоруха - Когда расцветут гладиолусы

Он с грохотом отодвигал стул, бросал смятую салфетку в еще полную тарелку овсянки и выскакивал на улицу.

– Что стоишь? Заводи.

И водитель, такой же полный, круглолицый мужчина, копирующий все привычки своего хозяина, с трудом занимал водительское место и выруливал на проселочную дорогу.

И тогда Марина спускалась вниз и нападала из-за угла. Без предисловий, подводок и обычного «здравствуйте». Жидкая слюна собиралась в уголках рта и, казалось, что она заелась простоквашей. Ольгу находила в классе в момент рисования азбуки и отчитывала еле контролируемым голосом:

– Во-первых, у меня есть замечания по поводу твоего английского. Во-вторых, ты плохо постирала курточки после прогулки. На них остались пятна от травы и земли. Ты затирала руками проблемные места?

– Да.

– Значит, плохо затирала. Перестирай. А вчера перепутала детские носочки – в ящике Ксюши я обнаружила гольфики Никитки. Наконец, ты слишком много рассказываешь о природе, оттенках синего и путешествиях Колумба и Магеллана и этим перегружаешь детей. Дай им больше возможности говорить, и я уверена, что услышишь много нового для себя. Они исколесили всю Европу. Ксюша может исполнить арию из мюзикла Notre-Dame de Paris, а Никитка – показать слайды из Диснейленда. И заканчивай с рисованием и аппликациями. Мы не за этим тебя пригласили. Наши дети – будущие банкиры и экономисты, поэтому упор на логику, математику и грамоту.

Потом она переключалась на повара, и та вжималась между плитой и хлебопечкой. Роняла сито с пшеничной мукой, приготовленной для греческого хлеба, и крестилась. Далее – на садовника за то, что недостаточно плотно утеплил рододендрон торфом и лапником из ели.

После работы Ольга возвращалась домой и, пошатываясь, поднималась по лестнице. Общежитие, в котором она снимала комнату, скромно пряталось во дворе и было построено от завода «Радиоприбор» еще в середине 50-х. Большое, четырехэтажное, с высокими потолками и широкой парадной лестницей. Когда-то в холле лежал ковер, а еще стояли разросшиеся монстера и фикус Али в белых керамических горшках, но потом все куда-то исчезло, и остались только несколько горшечных кругов на бетоне. Люди жили здесь всю жизнь и привыкли к общим кухонным плитам, сбежавшим борщам, худым окнам и забитым гороховой кашей мойкам. Они обживались стенками из ДСП, рожали детей и воровали мужей друг у друга. В 16-метровых комнатах находилось по три поколения: родители, дети и дети детей.

Большинство женщин были одиноки и постоянно находились в поиске. И когда на горизонте появлялся хоть кто-то в замусоленных брюках и дерматиновых туфлях – дрались за него до крови. А потом грубовато соблазняли, наспех занимались сексом, закрываясь в прачечных и единственной душевой, ходили с круглыми животами и рожали.

Однажды в общежитии появился новый электрик. Он был худощав, красив, женат и слаб духом. Женщины кинулись выгребать из шкафов лучшие платья, тонкие чулки на широких резинках и растирать пальцами румяна на скулах. На него открылась настоящая охота: караулили у главного входа, заманивали в плотницкую и зазывали на кухню пообедать окрошкой и жареными окорочками. За него ругались и даже дрались у открытых окон, а потом долго курили и успокаивались, стряхивая пепел прямо на тротуар. Синие снежинки болезненно таяли на поцарапанных щеках, мерзли груди в расстегнутых мохеровых кофтах и поясницы, выпадающие из низких джинсов. Тем не менее, в один год от него родились трое очень похожих и очень красивых детей. А он продолжал возвращаться к ужину в свою квартиру…

Однажды Ольга подслушала разговор вахтерши и сельской бабки, гостившей у сына. Они сидели в холле в байковых халатах, одетых поверх ночных рубашек, и щелкали тыквенные семечки:

– Постыдились бы… Срамота. Бегают, как собаки во время течки, глаза б мои не видели! Подобное происходило у нас на швейной фабрике. В огромном цеху, рассчитанном на шестьдесят человек, работали только женщины. Неустроенные, одинокие, обделенные… Много молодых, выпускниц ПТУ, но еще больше засидевшихся в девках. Однажды прислали молодого наладчика, и все, как с ума сошли. Женщины стали намеренно выводить машинки из строя. Ломали иглы, жаловались на кривой шов, рвали приводной ремень и расшатывали винты, соединяющие части станины. И вот лезет наладчик под стол, а там расставленные ноги без трусов. Он проработал ровно три дня и сбежал, забыв трудовую книжку в отделе кадров.

Ольга закрывала уши, заходила в комнату, хватала с подоконника кастрюлю холодных макарон и ела их руками. Сил на то, чтобы разогреть на сковородке или приготовить что-то свежее, не было. Но она старалась не плакать, не жаловаться, повторяя про себя: «Еще немного, несколько недель, чуть больше месяца до окончания контракта».