Ирина Говоруха - Когда расцветут гладиолусы

Было видно, что бабушке не хватает общения, потому что она села напротив, проверила пыль на перекладине табурета и стала делиться воспоминаниями:

– Наша первая няня работала посуточно. И вроде бы милая, интеллигентная женщина, с медицинским образованием, но такое учудила – не поверите. Мы заходим на кухню, а она доедает детскую кашу из детской же тарелки. Представляете, стоит у мойки и с жадностью жрет, подбирая с пола крупные гречневые ядрышки. Вторая, думая, что мы не видим, лезла в холодильник и отрезала по кусочку сыра «Маасдамер». Ну, знаете, такой, с дырками. Сын привез специально для меня из Амстердама. Я говорю:

– Что вы делаете? Вы же, по сути, у нас воруете.

На что она покраснела и ответила: «Извините, но я только попробовала, а потом не смогла остановиться. У меня слабость к хорошим продуктам с тех пор, как в послевоенные годы мы ели лебеду».

А что мне до ее лебеды? У нас килограмм бубликов уходит за день! Представляете, за день! Однажды не стало десятка киви и нескольких помидор. И это в январе, кода цены на них заоблачные. Поэтому мы решили прятать продукты и больше не выставляем фрукты, орехи и даже тыквенные семечки на видное место. А то зарплату им плати, на работу вози, да еще корми. Обнаглели полностью. Ни стыда ни совести.

С тех пор Ольга стала носить воду и чайный пакетик, завернутый в салфетку, а в кармане поселились леденцы – на случай, если от голода закружится голова.

Детям не давали хлеба, так как все сидели на полезных рисовых хлебцах, и они воровали из ее сумки булки и бутерброды, а потом жадно съедали, спрятавшись в туалете. Однажды, когда на полдник был изюм, курага и чернослив, Никитка посмотрел на ее осунувшееся лицо и протянул на ладошке одну крохотную изюминку. Мама тут же ударила его по руке, и за секунду комната наполнилась обиженным детским ревом.

– Нельзя делиться, я сказала. Запомни – это только твое! Все, что тебя окружает – это твое и ничье больше. Ты понял меня?

У малыша слезы с соплями намочили воротничок рубашки. Он мелко затряс головой, сосредоточился на финиковой косточке, а потом со злостью запустил ею в Ольгу, попав прямо в висок:

– Это все из-за тебя! Дура!

На следующий день была геркулесовая каша. Дети лениво ковырялись в тарелках, сидя у панорамного окна, и наблюдали за работой строителей. Там закатывали идеально ровный асфальт, экскаваторы чистили ковши, а кран вращал стрелой, словно флюгер. Люди в касках, словно муравьи, сновали туда-сюда и кричали крановщику во все горло. И тогда бабушка назидательно сказала:

– Не будете есть – превратитесь в грязных, вонючих строителей. Станете, как кроты, рыться в земле, ходить в одной нестиранной рубахе и получать за это гроши.

Ольга впервые возразила, пытаясь облагородить любой труд:

– Но ведь благодаря этим людям у вас такой удобный дом. Они заложили фундамент, выгнали теплые стены и накрыли его яркой черепицей.

На что бабушка одарила ее высокомерным взглядом и процедила:

– Да что ты говоришь! Не хватало, чтобы мы акцентировали свое внимание на работе третьего сорта. Дети должны стремиться к высотам. Они должны читать правильные книги и водить знакомства с правильными людьми. Мне кажется, я уже говорила, что твоя задача – учить, а не выбирать детям профессию. Да ты хоть знаешь, как начинается линейка в их лицее?

Ольга сникла и опустила голову.

– Директор в костюме от Brioni величественно подходит к микрофону и говорит: «Дамы и господа…» А еще, (обращаясь к детям), наши будущие президенты, советчики, министры и общественные деятели… Вот какой правильный настрой!

Частенько, поднимаясь в детскую, Ольга наблюдала одну и ту же картину. Хозяйка в белом домашнем костюме, с идеальным тоном лица и дерзко уложенными волосами сидела напротив мужа и смотрела, как он ест. Провожала взглядом каждый кусок ветчины и каждый глоток красноватого кофе, а тот, не отрываясь от газеты, повторял:

– Не смотри в упор. Мне неприятно. У меня кусок в горло не лезет.

Она убирала локти со стола, рассеянно передвигала специи и старалась придать голосу несвойственную мягкость:

– Ты просто вторую неделю приходишь очень поздно, а я за день так изматываюсь, что к твоему возвращению уже сплю. И потом, нам нужно поговорить и обсудить некоторые хозяйственные вопросы.

Он мгновенно переходил на крик, и его обвисшие щеки, нос и двойной подбородок становились малиновыми:

– Я работаю с утра до ночи! Я пашу, чтобы вам было что жрать и в чем ходить! Чтобы ты имела столько бесполезной прислуги. И давай, давай, начинай рассказывать, что у меня любовница! Давай, тыкай свои журналы, дешевые фото и пересказывай сплетни своей подруги, плюгавой журналистки. Только с меня хватит! Я устал оправдываться. Даже поесть дома спокойно не могу. Даже посидеть в одиночестве на кухне. А ты говоришь, прихожу поздно. А как можно здесь находиться в такой обстановке?