Витольд Ветерский - Святоша

– О, братцы, глядите! Христос воскрес! – глумится Бур.

– Во истину воскрес, бляха! Зуб даю, – вторит ему Пашка, крестится и на колени становится в молитвенной позе.

Блатняки ржут пуще прежнего. Уже начинают ставки делать – на сигареты: на сколько ещё туров Святоши хватит? Отрываются по полной…

Меня, зашедшего в каптёрку по делу пару минут назад, сразу напрягла вся эта веселуха на скотобойне. А Бурый третий тур объявляет. Лыбится, видя, что браток, на стрёме стоящий, знак даёт: спокуха. На жертву свою смотрит, как на котёнка беспомощного. Ногой его пинает, а тот, приподнявшись, снова падает и лежит.

– Антошка, если сдаёшься, ты ж не молчи, родной, – подражает Козыркин интонации Бура.

– А если Бог у тебя дар речи забрал, то на коленки встань, – «инструктирует» Миша. – Встань, милок! То знак будет нам, и мы из тебя сделаем знаешь кого?.. Петушка! Петушка, Антоша, петушочка нашего.

– Ну, так чё, святая морда? Дошло до твоих библейских мозгов, как себя вести надобно на киче? – добивается нужного ответа «педагог» Козыркин.

И вдруг Пашка замечает:

– Ой, и чтой-то это такое выпало у нас из карманчика? А?..

Он в развалочку подходит к поверженному Святоше и берет эту вещицу.

– Опаньки! Так это фо-о-оточка.

Пашка показывает её блатнякам и продолжает:

– А на фоточке – де-е-евочка.

Фоточка, пройдясь по рукам, возвращается к Козыркину под похабные возгласы братков.

– А девочка-то энта не простая, а золотая, – лыбится пуще прежнего Пашка и уже другим тоном обращается к Антоше, снова подавшему своим шевелением признаки жизни. – Слышь, припыленный Библией, это твоя чувиха, что-ли?

Новая волна рогота наполняет каптёрку и подталкивает Козыркина на новое красноречие-словоблудие:

– Молчание, говорят, – знак согласия. Ай-яй-яй!

Он подходит ближе к Антоше, садится перед ним на корточки и продолжает:

– Ай-яй-яй! Несостыковочка вырисовывается, гражданин поп. Вам же баб иметь уставчик ваш церковный не позволяет. Нарушаем, значится?

Пашка приподнимается, гримасу корчит, по-театральному руки в сторону разводит и обращается уже к публике:

– Наруша-а-аем. Так-так-так-так-так…

Все ржут, от смеха пухнут, а Мишка Бур даже аплодирует своему коню и говорит рядом стоящим братанам:

– Настал звёздный час Пашки-артиста! Бенефис, блин, устроил, Райкин наш бесплатный.

Козыркина уже не остановишь. Жжёт по полной. И даже через край лезет. Антоху за плечо трясёт, «правды» добивается:

– Слышь, попик, признавайся народу! Не из-за девочек ли тебя из твоей обители нахрен попёрли?.. Да не жмись ты, тут все свои. Колись, батюшка! Колись, милок, легше на душе-то станет.

Рогот заглушает голос самого оратора. Бур беспокоится, что на коридоре всё слышно. Антоха голову поднимает, глаза закрыты. Видать, Богу молится.

– Колись! Народ подробностей ждёт. Как ты эту лёлю трахал? Какие у неё литавры – сиськи то бишь? Как она сосёт?.. А не расскажешь, так мы тогда тебя, голубчик, замест её… по кругу… натурально…

И в тот момент случился неожиданный для всех поворот.

– Падла! Мразь! Сволочь! – вдруг раздались яростные крики.

Не верилось, что всё это он, Святоша, выдавал. А он уже вскочил и Козыркину по физиономии треснул.

– Это тебе за всех женщин, гад! За всех, кого ты, дьявол, унизил!..

И мигом сзади Пашки оказавшись, его шею рукой обхватывает. И сжимает его горло. Душит Пашку, душит. Тот пищит, как петух на бойне. Крыльями, то есть руками, машет, а отбиться не может. И откуда это в Антоне силы-то такие взялись?

– Ну что, удавить тебя, как таракана вонючего? – не перестаёт кричать Антон.

Уж ясное дело: в приступе ненависти он. В шоке. Кто бы мог подумать?.. И на святуху бывает проруха.

Братки из стопора выйдя, хотят его от Пашки отодрать-оттащить, да Святоша к стене прижимается – не подступишься. Да и сам Козыркин – полный ноль. Вырваться не может. Мышцы у хиляка Антоши откуда-то появились, да ещё и напряжены, словно сталь. Подменили парня, что-ли? В натуре…

– Чё мечетесь, как уссавшись? – вмешивается недовольный Бур. – От стены его оттащите, бараны. От стены!..

Но не могут братки за Святошу ухватиться, будто сила какая-то незримая его защищает.

– Жердяй, чё ты вертишься меж всех без толку? Меж ног подлезай и бей!.. Эй, рейнджеры, расступитесь! Дайте Жердяю место. Впятером, блин, справиться не могут, козлы.

Но расступаться не пришлось. Антон, за Пашкины запястья ухватившись, месит его руками рейнджеров, месит. А ответные удары самому же Козыркину и достаются.