Наталья Хоц - Пилюльки для души

– Правильно. Молодец, дочка! Хватит сопли жевать…Петр Васильевич! – зычно позвала Алла Павловна, поднялась с легкостью, неожидаемой при ее внушительных габаритах и ринулась в реанимационное отделение. Королева снова предстала перед своими подданными, и все закипело, забурлило вокруг.

Саша долго возвращался к себе. Мы были рядом – его семья и я. Через месяц его перевезли в частную клинику в Москве, а к Новому году отправили на реабилитацию в Швейцарию. Я продолжала учиться, сдавала сессию. Перезванивались мы каждый день. И вот однажды:

– Привет! Как дела?

– Все дела у тебя, а у меня что, пара рубежных контролей, да Конференция по связям с ЕЭС.

– Какая ты умная у меня! Сам себе завидую. Но одного ты точно не знаешь.

– Я много чего не знаю, но что ты имеешь в виду? – Ты не знаешь, что лежит у тебя за дверью.

Подбежала к двери и распахнула ее.

На пороге лежал огромный букет темно-бордовых роз, «миллион, миллион, миллион алых роз». Цветы даже в ванну, наверное, не поместятся.

– Ты – сумасшедший!

– Оказывается, тебя до сих пор гнетут сомнения по поводу моей бедной психики, – стереофоническое звучание голоса заставило меня высунуться из двери подальше. На лестничной площадке на пролет ниже стоял мой Принц. На своих ногах, опираясь на изящ-ную и стильную трость.

– Сашенька!

– Минуточку, девушка, я, собственно, не к Вам.

– А к кому же?!

Он уже входил в квартиру, не без труда преодолев благоухающее препятствие.

– Вера Петровна, добрый день! Я пришел украсть у Вас дочь. Навсегда.

Моя история, начавшаяся как знакомая с детства сказка «Золушка», заканчивается прочувствованной в молодости «Анной Карениной». Лишь одной половиной первой фразы: «Все счастливые семьи счастливы одинаково…» Ну, и слава богу!

Сколько же я пережила пустых обещаний. И ведь каждый раз свято верила сказанному. Может потому, что сама патологи-чески честна. Ни один человек на свете не может упрекнуть меня в том, что я слово дала и не сдержала. А эти болтуны… К 80-ому году обещал лысый кукурузник построить коммунизм? И что? Хотя, минуточку, именно в 80-ом на две недели у нас воцарился коммунизм под названием Олимпиада. Локальный, не для всех. Только для москвичей, да и то, тех, кого не отправили на картошку, в командировки, в отпуск по горящей путевке, или принудительно за сто первый километр. Чистый полупустой город, приветливые лица людей на улицах, вежливые милиционеры, отсутствие очередей в магазинах, сами магазины, ломящиеся от обилия товаров, мы таких и не видывали, великолепные залы и стадионы, в которых соревнуются лучшие атлеты планеты… Хлеб и зрелища по бросовым, практически коммунистическим ценам, да плюс лето, солнце, обилие зелени. Не стоит гневить судьбу, коммунизм я, получается, повидала. А то, что так быстро он закончился, ничего, «хорошенького понемножку». Зато есть, что вспомнить!

К 2000-ому году обещали коммуналки расселить. Вот тут явный ляп получился. Но я не в обиде. Зачем мне, недавно разменявшей девятый десяток, отдельная квартира. Выть в ней от одиночества и ждать «черных риэлтеров»? Нет уж, увольте! Я лучше здесь, где прожила все послевоенные годы, встречусь с костлявой девушкой с косой. Не русой, а острой.

– Я не понимаю, как ты можешь там жить, – давнишняя приятельница Валентина Степановна потчевала меня вкуснейшей сдобой собственного приготовления, – ты же фронтовик. – Пойди, потребуй, встань на очередь, наконец!

– На какой еще конец ты все уговариваешь меня встать? На конец жизни? Зачем, Валечка? Я – одна, много ли мне надо!

– А жить с такими соседями! Врагу не пожелаю.

– Не наговаривай. Она в душе добрая девочка.

– Где ты там душу разглядела, святая простота! Да она – исчадие ада! А кавалер ее тоже, по-твоему, ангел с крыльями?

– Нет. Он человек не простой. Но есть одно обстоятельство, за ко-торое я много ему простить могу.

– Знаю, знаю… То, что он грузин! Велика заслуга!

– Для меня Грузия, это Родина моего мужа. Синее небо, высокие горы, бурные реки и открытые, добрые люди.

– Да ты же там не была никогда!

– Так Дато говорил. Он часто про свой Зугдиди рассказывал. Все думал, что поедем мы с ним на озеро Рица, которое неба голубее…

– Ну, все-все, нечего душу травить. Что ж поделаешь. Проклятая война!

– Проклятая… Да ведь она нас с ним и свела. В одном полку три года провоевали. Он летчиком, а я в метеослужбе. Сколько товари-щей за четыре года схоронили, уму не постижимо, а у нас за всю войну ни одного ранения. «Заговоренные», так про нас говорили. Победу в Берлине встретили. Молодые, здоровые. Живые… А через два дня… шальная пуля. И я – одна. На всю жизнь одна.