Михаил Дорошенко - Коридоры судьбы

С некоторых пор Лиза Кримкранц начала расписывать ширмы, зонтики и веера, которые делала из шелка мать Геаманта.

Все вечера Лиза проводила перед зеркалом в безуспешной попытке отыскать следы смазливой амуретки, какой она была в семнадцать лет – всего один сезон, а в следующий —безобразно располнела.

Она долго не поддавалась на уговоры Геаманта забраться на Машук и там…

Наконец, он подрядил приятелей отнести печальную хохотушку на вершину в театральном паланкине.

– Найдешь там то, чего я сам не знаю.

В пещере висело седло. Лиза взгромоздилась на него, реализовав тем самым поговорку о корове на седле, и дернула за черный шнур. Воздушный шар, скрывающий провал над головой, начал резко подниматься. Лиза схватилась за канаты. Седло накренилось, и она полетела. Орала она так, что на церкви св. Лазаря зазвенел колокол.

– Снимите меня – умираю! Спасите меня – улетаю!

Влетая в низко висящее облако, она замолкала. Два часа ее носило над городом. Наконец, ей удалось зацепиться за верхушку тополя, но самостоятельно слезть с него не смогла. Пожарные от хохота уронили из пены облаков рожденную Венеру на лужайку. Но!

Переживание пошло Лизе на пользу: она похудела. Женихи повалили толпой, привлекаемые славой отважной воздухоплавательницы и рассказами о не-о-бычайной красоте вееров, которые новоявленная ариэлина расписывала райскими цветами.

«Если точно выполнить инструкцию (напоминает "инкрустацию"), – заявлял Геамант, – с изнанки нашего земного Бытия (что означает быт-и-я) можно извлечь запретный плод рассеянной Судьбы. Необходимо в семь-восемь лет (в девять уже поздно) вытянуть за цепочку часы из кармана в толпе у болвана и… много лет везения в нешахматной игре с названием старинным Жизнь!»

Серебряный брегет со знаком Табу под спиралью. В витках спирального узора угадывалось стремление массивной луковицы воплотиться в раковину. Заморская вещица! Для описания изображений золотых на циферблате потребовалась бы целая глава, как для щита Ахилла в «Менеладе».

Несовершеннолетний «арес» держал в руке нож, гипнотизируя «гада» блеском, а малолетний «гермес» часы срезал. «Трамвай сорок пятого года» – название унылого рассказа в дождливом «Октябре» или прием для обозначения времени действия.

Приятель Геаманта выловил часы из шелковистой тьмы карманного небытия и принес их домой, за что получил ремня от отца. В тот же день он выменял часы на пистолет, расстрелял из него мебель, запугав родителей насмерть, как и подобает сыну Хрона – последствия словесных игр с хронометром – пистолет поменял на гранату (лимонка Кулибина), бросил ее в инкассаторскую машину на Машуке и в Пятигорске прошел деньгопад. С тех пор ему во всем везло, и его прозвали Чемпионом Удачи.

– Кто стукнет, – утверждал Геамант, – молотком по отцовским часам, тот остановит время… на некоторое время… и можно будет делать все на свете, а не только в темноте.

Испытатель Времени на Прочность повесил серебряный блинчик с отпечатком циферблата себе на шею и к исходу получаса выловил из воды придворного фонтана тридцать золотых монет, но вскоре все их растерял. С тех пор тем и жил: выходил с утра на улицу и через час набирал мелочи на две бутылки портвейна, хотя в начале своей кладоискательской карьеры ниже червонца не опускался нагибаться.

Геамант, спасаясь от гибели (поэты гибнут там, где прочие тупеют), бежал из Пятигорска в Москву, где некоторое время пережидал смертельную опасность в местном университете.

За «добрый совет» примерять перед сном погоны Сталина (в музее ныне фальшивые) Мерцалов придумал для него затейливую статью для освобождения от армии в своей Кузнице Гефеста, ибо методы лечения в психиатрической клинике могут сравниться с работой молотобойца, а не часовщика.

Страх перед армией заставил Геаманта постоянно менять место жительства даже после того, как опасность миновала. Так он попал самой ранней весной в месяце, который бывает раз в сто лет между мартом и апрелем, в Коктебель.

Полудрагоценные камни валяются на пляже в Коктебеле под ногами – как в пещере Аллядина. Сердоликовым соком наливаются плоды шиповника в августе, а прозрачные халцедоновые кинжалы нарастают в феврале на карнизах крыш и скал. Есть место на Карадаге, где сосульки растут остриями вверх, как сталагмиты.

Доменик! Она появилась в Коктебеле в облике Доменик Санд (двойник Доменик) в марлевом платье в стиле Ретро, опережая лет на десять моду. Нижнего белья она не надевала, а потому любила стоять на скале под ветром. Создавалось впечатление, что местные жители ее не замечают или делают вид, а когда какой-то старик ее остановил пристыдить, она ему: