Анатолий Головков - Не уходи

Она набирает угольёв в печке, ловко пересыпает их совком в пеликанье чрево, запирает задвижку.

Пеликан похож на горящий дредноут в открытом море.

Ну, дуй теперь!

Зачем, мам?

А затем: мелкие уголья прожгут дырки в белье. Давай, вместе? Фу-у-у-ух!..

Летят искры со всех щелей, Пеликан важно пыхтит, не сдается, гордый…

Мама кладет в печку полено за поленом, а у меня щекочет в носу.

Так, приехали! А сырость-то зачем разводить?

А кто ж его знает, отчего внезапно так грустно. Вроде все спокойно, печка пылает, ей двадцать семь, мне шесть, дивно хорошо, даже очень.

Получается, псих я, что ли?

Мама приседает на корточки, вытирает мою щеку краем фартука.

Она придерживает прядь, прикуривает от лучины, смотрит, прищурив глаз, качает головой: дурачок. Никакой не псих. Русский ты.

Летом я бежал к реке босиком под солнцем, светившим, разумеется, лично в мою честь, и клевер застревал между пальцами. Меня разбирала злость, что не могу перепрыгнуть речку.

Я разбегался, но в последний миг тормозил у края берега.

Плавать я еще не умел.

Трофим дымил самокруткой, сплевывая крошки махры. Он штопал гимнастерку, чинил деревянный протез: ремешки часто рвались.

Русло, говорил, неглубокое, только посередине омут. И если с разбегу, запросто можно перелететь место, где глыбоко, а там ухватиться за камыши. Даже немцы перепрыгивали. Как уж погнали их, прыгали, как зайцы, только кальсоны сверкали.

А тебе, рыжий суслик, слабо?

Подул северный, облака заслонили солнце, и мне стало одиноко.

Я прилег на траву, положил голову на культю Трофима.

Мне нравилась его теплая культя, зашитая в брючину, вместо подушки. От штанины пахло чужим жильем, мылом и медом.

Он укрыл меня телогрейкой и дразнил, щекоча нос соломинкой, я, не вытерпев, чихал.

Он говорил: не надо было обещать. Не прыгнешь – никто из наших на этой стороне реки слова не скажет, а уважать не будет. И ты сам не будешь. И что-то насчет своей батальонной разведки.

Я обещал: немного отдохну и попробую еще разок.

Тут конюх Монахов привел напоить лошадь, услышал спор насчет реки. Он почему-то завелся, снял кирзачи, обернул голенища портянками, разделся до трусов, нашел шестину, поднял палец в назидание: показываю последний раз.

Разогнался и прыгнул.

Конюх дядя Монахов сильно оттолкнулся, и мы видели, как он полетел через речку, будто сказочный скороход.

И вдруг раздался взрыв.

Лошадь ускакала. Ухнуло теплой волной, мы встали, глаза слезились, нас трясло.

Трофим обнял меня, сильно прижал лицом к себе, чтоб не смотрел на реку.

Над водой воняло дымом и еще чем-то сладким.

Успокоившись, он сказал тихо: я же саперам говорил: ищите лучше. Мелочь поубирали, а какой-то фугас остался.

На лбу полотенце, в глазах двоится, ветер завывает в трубе. Ходят мимо, задевают ёлку, звенят бусы, шевелятся цепочки, дрожат флажки, качается картонный заяц.

Пахнет хвоей, мылом, камфарой, скоблеными досками пола.

Неужели я умру?

Скажи ему, танкисты не плачут. Бу-бу-бу… Сам скажи!.. Да не плачет он, вспотел, скарлатина же.

Полотенце выжимают над ведром. Буль-буль, хрю-хрю.

Не достанешь пенициллина, пеняй на себя…

Ну, вы иногда и скажете, мама! Уж сказанули, мам, так сказанули! Чесслово! Его-то и в самой Москве не сыщешь!..

Тогда можешь сразу к Тихону на тот берег, гроб заказывать!

Пи-пи-пи… Хрю-хрю…

Да перестаньте вы, ребенок все слышит…

Не слышит…

А вот не поедешь – он вместо нас ангелов услышит. Ангелов не бывает!..

Смешно!..

Мордочку ему утрите кто-нибудь! Мам, где вафельное?

Там студебеккер греют, уже час, сколько кипятка извели, а масло как антрацит… И правильно! Что хорошего эти капиталисты нам могли подсунуть?.. Бу-бу-бу. Одно говно…

Не надо, студик нам на фронте жизнь спасал.

На дворе двадцать, до города шестьдесят, мост закрыт, но лед на реке уже надежный. Наши проверяли. Я погнал.

Помогай тебе Бог!

Под светом выздоровления сосны в окошке зеленым зелены. И ни слез больше, ни тоски, ни пота, с кухни пахнет пирогом, сверкает елка, а вокруг свои.

Что хочешь, нынче проси… Правда, бабушка?.. Ну, да!.. Имеешь право!.. Даже «Орленка»?! С багажником и звонком?!. Ну!..

Отец вскакивает: что же вы с ним делаете?.. Замолчите немедленно!.. Мам, и вы бы!.. И не подумаю!.. Если бы не пенициллин… Пацан чуть не помер! Кто ему откажет?.. Не слушай никого, сынок, считай, что велик у тебя в кармане…