Елена Цыгальман - Врата надежды. Сборник рассказов

В них можно было только красиво, даже не сидеть, а лежать!

Несмотря на кажущееся удобство колодки, каблук был для меня слишком высок.

Еще пару лет эти красавцы простояли в моем шкафу. Потом я начала проводить «зачистку» шкафа – методично выбрасывать все, что не было надето или обуто более года. Я не с первого раза на это решилась… Они были все такими же безупречно красивыми и новыми. Однажды разум таки возобладал над чувствами. И пара оказалась на улице возле мусорного контейнера. Я еще какое-то время тешила себя надеждой, что кто-то другая их приютила у себя.

То была всего лишь неразумная страсть, минутный порыв, иллюзия любви, но не любовь…

Хаим пережил тяжелый, мучительный развод с предательством и поначалу даже впал в такую депрессию, что несколько месяцев не мог работать.

Потом потихоньку отошел, пришел в себя и даже стал искать себе подругу. Ему было немного за 55, вполне импозантный, хотя и с приличным пузиком, которое, добавляя ему округлости, позиционировало его как добряка и весельчака. На самом деле он был латентно-устойчивым пессимистом.

С женщинами не очень складывалось. Все были проходными. Правда, и Хаим не слишком вкладывался в отношения. Однажды он вручил своей даме букет… петрушки. «А что? И красиво, и в суп можно положить». Советником в делах амурных у Хаима был Йоханан – вальяжный, лодырь-сердцеед, его ровесник. И его «наука страсти нежной» постоянно давала сбои в исполнении Хаима. В конце концов они разругались в пух и прах, а потом Йоханан и вовсе уволился.

Когда Хаим стал спрашивать моего совета, я прибегла к помощи метафизики…

«Послушай, вот тебе нужна женщина. А какая она, твоя идеальная избранница? Как она должна выглядеть, какого роста, с какой фигурой? Какого цвета ее волосы? Как звучит ее голос? Какой у нее характер? Что она любит? Представь все в подробных деталях. И запиши на бумаге все качества, что ты себе намечтал. Потом ты кладешь этот лист перед собой и каждый день читаешь, можно вслух. Можно не один раз в день… Чем больше ты будешь верить в этот образ, тем скорее он материализуется».

Хаим ушел окрыленный.

Прошло месяца три. Я уже и сама забыла про те рекомендации, что так явственно нарисовала Хаиму. Больше не было того пессимиста – Хаим выглядел теперь холеным, ухоженным, с выражением довольного, объевшегося сметаной кота… А потом и вовсе сообщил нам об официально-религиозной регистрации брака в Раббануте. Фото своей милой нам показывал, хвастался.

Лишь спустя полгода я спросила Хаима, прибег ли он к моему совету тогда и похожа ли его новая супруга на тот, изначально намечтанный образ его идеала? Хаим сказал, что он сделал все, как я сказала. А образ… Отличается, но совсем немного, лишь в незначительных деталях.

«Шевелите помидорами! Чего рассупонились? А вы, новенькие, вы как себя ведете вообще?! Почему девочки, которые давно работают, должны терпеть к себе такое нах… отношение?! Здороваться надо с утра, а не морды отворачивать!»

Красивая, белокурая, в очках элегантной оправы бригадирша Лена производила впечатление утонченной интеллектуалки, и ее образ, ну никак не вязался с тем, что она из себя выплескивала.

Никто не собирался выслушать сторону новеньких, в числе которых была и я. Когда мы утром подошли к дверям завода электроники и собрались было поздороваться, «старослужащие» дружно, как по команде, демонстративно отвернули от нас головы. «Ну, что ж, насильно мил не будешь, значит, не принято тут здороваться…»

«Старые» весь день из кожи вон лезли, чтобы дать нам понять, что мы им не ровня.

Весь коллектив состоял только из русскоязычных женщин, и все оказались как на подбор. Мне уже приходилось выживать в осиных гнездах, но чтобы вот до такой степени… Это что-то немыслимое.

Наверное, там была разновидность дружбы, и в свой «элитный» клуб они мало кого допускали.

Все-таки я там кое-как смогла продержаться четыре дня. На пятый мои глаза не выдержали напряжения и запротестовали отчаянной головной болью.

Я даже не нашла в себе смелости позвонить туда и сказать, что больше не приду – настолько сильно было потрясение, такое случилось со мной впервые. «Бежать, бежать из такого коллектива, от такого руководства, от такого отношения, не оглядываясь», – было единственной мыслью.

Насте так и сказал, когда делал предложение: «Я в России жить не смогу. Я, как глава, семью должен обеспечить, в Израиле я уже двадцать лет – там мне все привычно, там я смогу». Настя не возражала.