Татьяна Демьяненко - Девятая жизнь кошки

Быстро принимаю душ, и уношусь в пламенно—ледяной мир наших отношений. Я готова сместить равновесие, готова сделать прыжок, который может стать полетом, а может – последним, что я совершила в своей жизни.

Я понимаю, что опаздываю, но это не волнует меня, мне не хочется спешить. Я заторможена, и словно наблюдаю за собой со стороны. Что меня ждет сегодня? Каким он встретит меня? Стали ли мы ближе, или теперь между нами пропасть? Я не хочу думать об этом, но целый рой мыслей заполоняет меня, безостановочно жужжа.

Он стоит рядом с машиной, нервно оглядываясь по сторонам. Выглядит встревоженным и раздраженным. Увидев его, я замедляюсь еще сильнее, ноги отказываются сокращать дистанцию после моей твердой решимости попробовать ее уничтожить совсем. Тело не повинуется мне. Между его пальцами зажата сигарета, несколько окурков валяется рядом.

– Я думал, ты уже не придешь, – процеживает он сквозь зубы.

– Я тоже, – отвечаю я почти шепотом. – Хочешь чаю? Я купила чашки. – я смотрю на него пронзительным взглядом, прощая и прося прощения одновременно. Вместо ответа он берет меня за руку и притягивает к себе. Я удивлена, он дрожит всем телом, хотя на улице с трудом переносимая жара. Мы стоим так несколько минут, я становлюсь проводником между ним и раскаленным воздухом, и его дрожь стихает.

Ко мне мы едем молча, я лишь включаюсь в роли штурмана. К счастью, город опустел на лето, и пробки не заставляют нас терять время в пути. Через десять минут я вставляю ключ в замочную скважину, приоткрывая перед ним очередную дверцу на пути к себе. Он неверно считывает этот жест, его губы тянутся к моим, но колючий подбородок стряхивает с меня оцепенение.

– Ванная там, – показываю я.

– Ты сегодня другая, – медленно, почти по слогам выговаривает он, и пристально смотрит на меня. Я выдерживаю взгляд, и двигаюсь с места только когда за ним захлопывается дверь. Руки не слушаются меня. Перевожу десяток спичек прежде чем мне удается донести пламя до конфорки. Кому—то может показаться сумасшествием пить горячий чай в такое пекло, но мне надоело контрастировать температурой своего тела с окружающим миром. Мне хочется нагреться, и так обеспечить наше равенство. Вода вскипает за несколько минут. Он молча садится за стол и продолжает буравить меня взглядом. Интерес, но с ноткой агрессии. Я слежу за окрашиванием воды в прозрачном чайнике, за тем, как соединяются сухие листья и горячая вода, образовывая что—то совершенно иное. То, на что они не способны по одиночке. Мне не хочется говорить пока чай заваривается. Мне кажется, я могу помешать процессу.

Но, лишь только благоухающая жидкость наполняет чашки, из меня рвется поток извергающейся лавы. Вся наша недолгая, но интенсивная история отношений, все мои впечатления, ожидания, разочарования и чувства переводятся мной в слова. Я проклинаю, благодарю, взываю, каюсь, возмущаюсь, удивляюсь, предлагаю себя и ставлю условия, вспыхиваю и тухну. Я становлюсь неожиданной даже для себя самой, мне некогда замечать его удивление. Я замолкаю также внезапно, как и начала. Чай остыл. Он говорит, что ему пора, и я замечаю, что мы задерживаемся с нашим расставанием уже на 15 минут. Он говорит, что он удивлен и ему надо подумать, надо переварить мой поток. Что провожать его не надо, что он сам закроет за собой дверь. Я уставилась в его нетронутую чашку, и мне кажется, что глянец жидкой поверхности отражает мои немигающие глаза.

13

Я оживаю минут через десять после его ухода, и начинаю истерически хохотать. Спазмы моего голоса ограняют весь наш недолгий, но интенсивный период знакомства. В моем представлении он меняет цвета: только был алым смешанным с грязно—серым снегом, как смех взбалтывает контрастные оттенки в бурое месиво, а потом вытягивает из этой безликой массы чистые краски. Солнечный желтый, небесный голубой и романтический розовый. И все это на угольно—черном фоне. Совершенный диссонанс, от которого не отвести глаз.

Я смеюсь и не могу остановиться, смеюсь и содрогаюсь всем телом, смеюсь до слез, до звериного оскала, но в какой—то момент меня отпускает все напряжение. Будто в ледяную ванну сначала подлили кипятка, и он еще какое—то время продолжает бурлить, а после все стихает: вода стала приятно теплой. Я погружаюсь в нее, и словно качаюсь на едва заметных волнах безбрежного августовского моря. Вся серьезность, с которой я подходила к этой авантюре, все ожидания, созданные в этих отношениях долговременным дефицитом близости сейчас кажутся мне абсурдно уморительными. Я больше не погружена в них, моя голова над водой. Я могу свободно мыслить, легко дышать и плыть в любом направлении.