Коллектив авторов - Таунхаус РИФМОГРАДа 4

Две дамы высшего света (справа в зале. Шепотом):
– Росточком невелик и кучеряв.
– А бойкий! По всему видать – неглупый,
Не прогадал лицей, его приняв!
– Мне со спины не видно, белозубый?
– Струной спина, не грех позвать на бал.
– Смотри, смотри, старик Державин встал.

Гавриил Державин (поэт. Привстав со стула):
– Ужель я вижу пред собою
Того, кто ценит «крупный слог»?
России послан он судьбою,
И мне не страшно, видит Бог,
Благословить его сердечно
На путь, что выбрал сей пиит, –
Смахнул слезу. – Да, слово вечно!
Ишь, как толков! Как глаз горит!

Илья Репин (художник. За кадром. Рассматривая полотно):
– Ну, вот и все, осталось подписать…
Не скрою, захватил меня сюжет,
Лицей свой малый холст изволит взять,
Но пусть увидит свет большой портрет.
Картины две уходят в мир по праву,
Уверен, что дано им долго жить.
Найдутся рамы в золоте – оправой…
И чаю, Верочка! Пора уже испить!

Долгие серые будни текли обреченно…
Время пришло. Обновляться живому черед!
Жадно границы унылости пересечем мы!
Окна распахнуты настежь. Отправлен в полет
Радостный блинно-румянистый диск золоченый,
Брызнув, атласную роскошь придаст небесам,
Светом слепящим нахлынет – аж больно глазам!
Зайчиком в зеркало прыгнет, подкатит к порогу…
Глянешь – всего-то с ладошку! Но как его много!
Солнце одно, а шагает по всем городам,

Освобождая дороги от стылого плена,
Где-то – лавиной, а где-то – крадется как тать,
Движется мерно, не вмиг, не стремглав – постепенно.
Если до наших дворов не успеет достать,
Рыжие кудри мои – заместитель бессменный!
Огненных прядок разлет припадает к вискам…
Не приползу на щите к оголтелым годам!
Все, что отмерено, выпью не морщась до донца!
Я не страшусь темноты! Я сама себе солнце!
Солнце – мое. Я его никому не отдам.

Растворилось колдовство
Летнее,
Закружило, как листвой,
Сплетнями…

Накололись на обман
Дружно мы,
Оплетает ложь-зима
Кружевом.

Колкий холод нас обвил
Заметью.
В полушаге от любви
Замерли.

Леденящие слова
Падали…
В одиночку зимовать
Надо ли?

Отогреется весна
Лучиком,
И настанут времена
Лучшие,

Хлынут воды изо льда
Вешние…
Да катись она – вражда –
К лешему!

Мой неузнанный собрат,
Что пока не назван другом,
Что отводишь робкий взгляд?
Неприступностью напуган?

Не робея, загляни
В эту рясковую зелень!
Там, на дне, хранятся дни
Боли, страха, потрясений.

Там невыплаканность слез
Отдается жутким воем,
Неисполненность угроз
И победа над собою.

В глубине болотных глаз
Мудрость плещется укором.
В их зрачках давно погас
Пламень дерзкого задора.

В них «медлительный уход»
Душ потерянных и милых,
Как растаявший аккорд
«Элегического трио».

Скорбь уперлась в потолок,
Грусть – рутина, радость – редкость,
Но пустует уголок,
Где ты сможешь отогреться…

Оттенок, окрас любой
Словам мы вольны придать:
Есть слово – опора в боль,
Есть злобная клевета…

Но слово – не воробей,
Его не проронишь вскользь.
Захочешь убить – убей
Коротеньким словом «врозь».

Но молвишь легчайший звук –
Воспряну, набравшись сил!
Банальной пятеркой букв
Дозволено воскресить!

Как берегу мил прибой,
Как парус мил кораблю,
Мне – сказанное тобой
Доверчивое «люблю»…

На клумбах пестрят георгины и астры,
А в сливовых зарослях иволга стонет…
Напомнят о нежном мурлычущем счастье
Следы-кругляши на дорожке бетонной.

Тебя принесли несмышленым котенком –
С ладошку комок, невозможно родная!
С рассветом будила, мяукая звонко,
Носилась по дому, углы обживая,