Тамара Концевая: Чужбина. Повесть

Всякий раз, находясь над этой, полной таинственных легенд, акваторией Мирового океана, стюардессы объявляли:

– Сейчас мы пролетаем над Бермудским треугольником! – и по салону шёл ропот. А меня это только забавляло… до поры, до времени.

Как-то я отправилась в Манагуа местными авиалиниями с Тринидада и Тобаго. Высота нашим «Боингом» была набрана 5000 метров, все пассажиры отстегнулись и, позавтракав, занимались своими делами. Дети играли в проходах кресел, кто-то куда-то ходил, а я слушала музыку.

И вдруг! Сильнейший толчок сотряс наш лайнер, потом рывок, а после этого и то и другое одновременно. Самолёт стало бросать и корёжить, казалось, вот-вот отвалятся крылья. Наступила невесомость, я приподнялась из кресла, вверх полетели пластиковые пустые стаканы из-под напитков, бумажные салфетки, всякая лёгкая мелочь. Я поняла, что мы падаем.

Страшно кричали женщины и дети, стюардессы успокаивали пассажиров, передвигаться по салону они не могли. Мигал свет, творилось что-то неописуемо страшное. Ситуация походила на фильм ужасов. Мелькнула мысль:

– Ну вот, меня ждут обратно домой, а я ещё и до места не долетела.

Довольно часто говорят о покадровом просмотре своей собственной жизни в минуты ужаса и ощущении конца. Это правда. Именно покадрово промелькнула перед глазами жизнь, а место в ней принадлежало только самым близким людям.

Как выровняли самолёт и набрали высоту – не знаю. Командир экипажа извинился за не предупреждение, так как внезапная турбулентная зона не была зафиксирована приборами. Легче от этого никому не стало. У одного из пассажиров случился инфаркт, и при вынужденной посадке в Сальвадоре его выносили первым, как при пожаре. Здесь же, в переходе-рукаве, приступили к его реанимации, а мы, испытав сильнейший шок, молча проходили мимо.

В тот день вечером мне предстоял дальнейший перелёт до Манагуа, а пока на такси поехала в столицу Сан-Сальвадор только по причине шопинга. Свободного времени до вечера было предостаточно.

Исхлёстанное эмоциями моё бедное сердце бешено стучало от предвкушения встречи с далёким прошлым. Как будто бы не было тех лет, когда я в первый раз оказалась в послевоенном Сальвадоре. Столица предстала намного веселее и опрятнее, нежели в разрухе давних лет. Дома были окрашены разноцветно, появились парки и зелёные скверы, величественные храмы незыблемо возвышались над городом, и всё мне казалось родным и знакомым.

А вечером, при посадке в самолёт до Манагуа, снова почти физически почувствовала пережитую турбулентность над Бермудским треугольником. Я с ужасом в глазах смотрела на быстро заканчивающуюся очередь на рейс. Почувствовала, как падает моё давление и… потеряла сознание. Слишком трудно было преодолеть тот страх. В чувство меня, конечно, привели, пообещав, что над водой лететь не будем, а значит, ужасов не предвиделось.

Теперь мне кажется, что я не могла погибнуть, ведь жизненные планы были ещё не завершены. Но именно с тех пор боюсь летать, всегда беру с собой в дорогу молитвослов и одержимо читаю молитвы за каждого сидящего в салоне. А ведь сколько уже полётов было!? Может тысяча, или две.

Я горжусь тем, что в Никарагуа меня ограбили\обворовали всего четыре раза, а не двадцать четыре. Любой почтёт за честь быть слегка ограбленным в Рио-де-Жанейро – так шутят туристы, об этом ходят легенды, к тому же всегда можно вспомнить про это в кругу друзей.

Никарагуанцы ни в коем случае не уступали бразильцам. Воровали всё и вся! Помню, в одной из наших российских передач рассказывали интересный факт из вояжа нашего известного путешественника. У него было кругосветное путешествие на велосипеде. Так вот, въехал тот странник в Никарагуа с часами на руке, мчался на всех парах по стране без остановок, чтобы не ограбили, а когда выехал из Никарагуа, то часов на руке не оказалось. Как тут не засмеяться? Мне самой несколько раз приходилось стать жертвой грабежей, и я всегда поражалась – как можно так искусно работать?

***

Пробыть в Никарагуа я собиралась месяц, а прожила несколько лет! Испанский язык начала учить задолго, ещё в России, когда Бирмания предложила посетить её страну. Она уже заканчивала обучение в ВУЗе. С языком казалось всё легко и просто. Когда приехала на место, то поняла, что я – ноль. Учить начала всё заново. Занималась до умопомрачения, иногда мне казалось, что схожу с ума от этого везде слышимого испанского языка. Страшно хотелось говорить на своём, русском. Часто плакала от бессилия. Ведь надо было выходить на улицу, а я боялась сделать даже элементарную покупку в магазине. Бирмания каждый вечер меня экзаменовала. О возврате в СССР мысли не допускала.